Ками Гарсиа - Прекрасная тьма
— Жди.
Твила выдохнула. Белый туман вырвался из ее рта, поднимаясь над кругом. Принимая форму. Туман закручивался вверх, своим движением создавая тело. Босые ноги, выглядывающие из-под белого платья, туловище, заполняющее платье подобно тому, как воздух наполняет воздушный шарик, придавая ему форму. Это был Морок, проступающий из тумана. На моих глазах из ползущего вверх тумана образовалось тело, потом длинная шея и, наконец, лицо.
Это была…
Моя мама.
Смотревшая на меня светящимся, неземным взглядом, свойственным только Морокам. Но если не обращать внимания на прозрачность, она была очень похожа на мою маму. Веки затрепетали, и она взглянула на меня. Морок не просто выглядел, как моя мама, это и была моя мама.
Она заговорила, и ее голос был мягким и мелодичным, именно таким, как я помнил:
- Итан, дорогой, я ждала тебя.
Я смотрел на нее, не в силах что-либо сказать. Ни в одном моем сне со дня ее смерти, ни на одной фотографии, ни в одном воспоминании она не была так реальна, как сейчас.
- Мне так многое надо рассказать тебе, и так о многом придется умолчать. Я пыталась указать тебе путь, послать тебе песни…
Она посылала мне песни. Песни, которые могли слышать только мы с Леной. Я заговорил, но мой голос звучал отдаленно, как если бы это был вообще не мой голос. Семнадцать лун — Предвестница.
- Это была ты, все это время.
Она улыбнулась:
- Да. Ты нуждался во мне. Но теперь ты нужен ему, и он нужен тебе тоже.
- Кто? Ты говоришь о папе? — но я знал, что она говорит не о нем. Она говорила о другом человеке, который так много значил для нас обоих. Мэйкон.
Она не знала, что его больше нет.
- Ты говоришь о Мэйконе? — я увидел искру узнавания в ее глазах. Я должен был сказать ей. Если бы что-то случилось с Леной, я хотел бы, чтобы кто-то сказал мне об этом. Независимо от того, насколько изменились наши отношения. — Мэйкона больше нет, мама. Он умер несколько месяцев назад. Он не может мне помочь.
Я смотрел, как она мерцает в лунном свете. Она была так же прекрасна, как в последний раз, когда я видел ее, когда она обняла меня на залитом дождем крыльце, прежде чем я ушел в школу.
- Послушай меня, Итан. Он всегда будет с тобой. Только ты можешь спасти его, — ее образ начал таять.
Я потянулся, отчаянно пытаясь прикоснуться к ней, но моя рука только скользнула по воздуху.
— Мама?
— Луну Призвания уже вызвали, — она исчезала, растворяясь в ночи. — Если Тьма возьмет верх, Семнадцатая Луна будет последней.
Я уже почти не видел ее. Туман снова медленно закручивался над кругом.
— Торопись, Итан. Времени у тебя немного, но ты можешь сделать это. Я верю, — она улыбнулась, а я старался запомнить выражение ее лица, потому что знал, что она ускользает.
— Что если уже слишком поздно?
Я слышал ее удаляющийся голос:
— Я пыталась обезопасить тебя. Стоило догадаться, что не получится. Ты всегда был особенным, — я смотрел на белый туман, бурлящий, как мой живот. — Мой милый солнечный мальчик, я буду думать о тебе. Я люблю…
Слова растворились в пустоте. Моя мама была здесь. В течение нескольких минут я видел ее улыбку и слышал ее голос. А теперь она ушла. Я снова ее потерял.
— Я тоже люблю тебя, мама.
Глава двадцать шестая
Девятнадцатое июня. Шрамы
— Есть кое-что, о чем я должна тебе рассказать, — Амма нервно заламывала руки. — Речь идет о ночи Шестнадцатой луны, дне рождения Лены.
Я не сразу понял, что она обращается ко мне, я все еще смотрел в центр круга, где только что была моя мама.
На этот раз мама не посылала мне сообщения в книгах или в текстах песен. Я видел ее своими глазами.
— Скажи парню.
— Тише, Твила, — Аурелия сжала руку сестры.
— Ложь. Из лжи тьма произрастает. Скажи парню. Сейчас же.
— О чем вы говорите? — я переводил взгляд с Твилы на Аурелию. Амма пригвоздила их взглядом, на который Твила ответила покачиванием своих украшенных бусинами косичек.
— Послушай меня, Итан Уэйт, — неуверенно проговорила Амма дрожащим голосом. — Ты не упал с верхушки склепа, по крайней мере, не так, как мы тебе рассказали.
— Что? — я не улавливал связи. Почему она говорит о дне рождения Лены после того, как я только что видел призрак моей покойной матери?
— Ты не падал, понимаешь? — повторила она.
— О чем ты говоришь? Конечно же, я упал. Я очнулся на земле, лежа на спине.
— Ты не падал, — Амма колебалась, — это была мать Лены. Сарафина ударила тебя ножом, — Амма смотрела мне прямо в глаза. — Она убила тебя. Ты был мертв, а мы вернули тебя с того света.
Она убила тебя.
Я повторил про себя эти слова, детали мозаики стали так быстро вставать на свои места, что я едва успевал понимать, что это за детали, но как многому они придавали смысл… сон оказался не сном, а воспоминаниями о бездыханности, бесчувствии, бессознательности и полной слепоте…грязь и языки пламени, уносившие куда-то мое тело, когда из него уходила жизнь…
— Итан! Ты в порядке? — я слышал Амму, но она была так далека, как далека была в ту ночь, когда я умирал.
Я мог быть сейчас в земле, как моя мама и Мэйкон.
Должен был быть.
— Итан? — Линк тряс меня.
Меня переполняли ощущения, которые я не мог контролировать и которые я не хотел вспоминать — кровь во рту, кровь, текущая из моих ушей…
— Он сейчас отключится, — Лив держала мою голову.
В моей памяти всплывали боль и шум, и что-то еще. Голоса. Фигуры. Люди.
Я умер.
Я сунул руку под рубашку, нащупывая шрам на животе. Шрам от настоящего удара Сарафины. Я уже едва обращал внимание на него, но теперь он будет вечным напоминанием о той ночи, когда я умер. Я вспомнил, как отреагировала Лена, когда увидела его.
— Ты все тот же, и Лена все еще любит тебя. Именно благодаря ее любви ты сейчас на этом свете, — голос Аурелии был нежным, понимающим. Я открыл глаза, и пока я приходил в себя, размытые силуэты вновь стали людьми рядом со мной.
Мысли путались, и даже сейчас многое оставалось неясным.
— Что значит «благодаря ее любви»?
Амма ответила так тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее.
— Тебя вернула Лена. Я помогала ей, я и твоя мама.