Дом грозы - Ксюша Левина
– Я не стану говорить про всякую там любовь и вот это все, ясно?
– Ясно, – просто соглашается он.
– Я предпочитаю думать, что просто заболела. – Она жмурится. – Но мне однозначно нужно… однозначно нужен… – У нее так ноет в груди и жжет в глазах, что это отвлекает от разговора. Хочется испытать хотя бы кратковременное облегчение.
Кто вообще придумал, что любовь – это приятно?
– Мне кажется, ты мне нужен. Не в плане, что я не могу без тебя жить… Черт. – Она трет глаза и пытается вырваться, но Фандер не дает. А она же просто хочет лечь к нему лицом, никак не сбежать. – Я не стану жить в милом домике с оградкой и… Ну вот все такое. И тихая жизнь мне не нужна. Ясно?
– Ясно.
– Я… собираюсь… в общем, я тут подумала. Омала же, ну… я была ей нужна. И мне нечего теперь делать. Я хочу делать полезное. Разное. И я говорила тебе, что наши дороги разойдутся, что…
– Почему ты так думаешь? – Он поднимается на локтях и толкает Нимею, чтобы она перевернулась на спину. – С чего ты это взяла?
– Станешь прежним, окажешься на другой стороне…
– Почему я не могу оказаться на твоей? Почему мы просто не можем продолжать?
– С чего бы?
– Потому что ты меня любишь, а я тебя.
– Очень смешно.
– Нимея. Я знаю, что это так. И почему мы не можем просто быть вместе?
– Вот так просто?
– Ну хочешь, будем сложно. Итак. Почему?
– Ты стал сильным и перестанешь во мне…
– Я не нуждался в тебе никогда в том плане, в котором ты имеешь в виду. Мы всегда были на равных, просто у тебя чуть шире кругозор. Но ты прекрасно уравновешиваешь это трусостью, когда речь заходит о чувствах.
– Ты возвращаешься к жизни…
– И тебе это не нравится? Мне снова начать считать себя ничтожеством? – Фандер смеется.
– Нет же, я рада, что ты становишься счаст…
– Нимея. Я простил себя за то дерьмо, что происходило в моей жизни, благодаря тебе. Потому что в какой-то момент заметил, что для тебя это перестало иметь значение, а никто не испытывал ненависти ко мне больше, чем ты и я сам. Давай сделаем вид, что мы все еще в дороге, а? И просто будем двигаться вперед. Я скажу ужасную вещь, но, что бы ты там ни говорила, я не собираюсь тебя никуда отпускать, потому что тебе самой это нравится. Если хочешь, можешь до конца жизни делать вид, что ты просто заболела. Но мы оба знаем, что за болезнь имеет такую симптоматику, как увеличенное сердце, мешающее дышать, бабочки в животе и… что ты там еще говорила?
– Да! Это кардиомегалия и отток крови от желудка.
– Нимея, ты просто влюбилась, это нормально. Но, если хочешь, я буду делать вид, что у тебя кардиомегалия и отток крови.
– Или ты мне что-то подсыпал, пока лечил.
– Или так.
– Я скучала по тебе эти сутки…
– Я в курсе.
– Откуда?
– Мне тоже пришлось не очень.
– Уф… Как это все сложно, раньше было проще.
Она опять переворачивается на бок и поджимает ноги, а Фандер прижимает ее к груди и закрывает глаза:
– Она была бы рада, верно?
– Омала? О, она думала, что мы с Энгом встречаемся. Она пустила устойчивый слух, что у нас с ним что-то было во время вечеринки у бассейна летом, перед первым курсом, и всегда смотрела на меня, будто я вру, утверждая обратное. Я устала ее убеждать, что это не так, и позволила выбирать по лунному календарю имена будущим внукам.
– Ты останешься со мной?
– Сейчас я пойду к Энграму. Но я вернусь к тебе, обещаю. У моей болезни один из симптомов – необходимость целоваться с тобой. Мерзость какая, поверить не могу, что подцепила эту дрянь.
Она лежит на кровати ровно три минуты, а потом встает и обнаруживает Фандера спящим. И еще три минуты просто за ним наблюдает. А потом в очередной раз про себя повторяет, что это кардиомегалия, но все-таки, наверное, любовь, потому что она, не задумываясь, призналась в этом Энгу. Энгу смогла, а себе и Фандеру – нет.
Глупая Нимея.
Только не на похоронах друга
Нимея Нока
– Покойся с миром, Омала Хардин. – Нимея бросает на гроб желтую розу, и она распадается на лепестки, будто капли солнечного света. – Я знаю, что ты любила эти флорибунды или как их там. Ты как-то рассказывала, что сорт называется «Королева Эмбер». В общем, я не купила эти розы, а нарезала их в твоем саду, не обессудь. Надеюсь, Черные феи хорошо поработают над твоим нарядом на том свете, потому что у этих цветочков роскошный оттенок. Тебе к лицу.
Нимея разворачивается и делает шаг назад, вставая между Энграмом и Фандером. Снова заунывно поет монахиня, а почтенные леди топчутся в сторонке, обвешавшись амулетами, чтобы не заразиться от усопшей.
– А эти похороны повеселее твоих, – бормочет Нимея, вызывая у Фандера улыбку.
Он закатывает в ответ глаза и утыкается носом в ее плечо.
– Никогда к этому не привыкну, – бормочет Энграм, косясь на них. Потом переводит взгляд на глубокую черную яму. – Как же мы без мамы? Дом просто рухнет.
– Значит, придется найти новый. – Нимея пожимает плечами.
– И что, вы тоже уединитесь, как эти двое, и выберете тихую жизнь? – Энграм кивает на Рейва и Брайт, стоящих в сторонке. Те синхронно поднимают головы.
– Молодые люди, вы, может, не будете болтать на похоронах? – шипит какая-то почтенная леди, которую Нимея в жизни не видела, практически прожив с Омалой год в одном доме.
– На похоронах друга не грех и поболтать, – парирует Нока и улыбается портрету Омалы.
Там миссис Хардин молода, красива и не измучена постоянным отматыванием времени назад. Да, такой ее стоит помнить.
– Омала любила болтовню.
– И тебя, – кивает Энг Нимее. – Я не уверен, что мне можно рассказывать, но она очень тебя любила и ценила.
– Мне она тоже это сказала, – кивает Фандер. – В Доме грозы.
– Каково это – оказаться там?
Энг впервые обращается прямо к брату, и между ними чувствуется подобие тепла. Нимее хочется сбежать, чтобы не спугнуть, но она боится, что кто-то из них непременно потащится следом. Эти двое как неодимовые магниты с одинаковыми полюсами. Им был необходим разговор, но они никак не могли к нему прийти.
– Как будто на своем месте. Нигде я себя так не чувствовал. Это потрясающе.
– Не жаль было расстаться с этой штукой? – интересуется младший из братьев, имея в виду магию времени.
– Легче, чем когда-то перестать пить токсин. Когда я понял, что могу делать без помощи всяких там ядов, мне никакая магия времени уже была не нужна.
– Научишь? Ну… быть магом земли.
– Да. – Фандер по-настоящему, искренне, широко улыбается, и в глазах Энга читается абсолютное неверие, будто он видит такое впервые.
– Спасибо, – слабо откликается Энграм.
– Пока не за что.
– Ты спас мне жизнь.
– Прости меня, – тихо говорит Фандер. Оба они не смотрят друг на друга, обращаясь к яме, на дне которой уже лежит гроб.
– Неужели я и правда это слышу? – с хохотом спрашивает Энграм, на что Нимея и Фандер синхронно закатывают глаза. – Ладно, брось. Я давно тебя простил. Точнее, не так. Я давно тебя понял. И… пожалуй, это и моя вина тоже. Кто-то должен остаться с мамой. И это был ты, а я решил стать героем, так что… я тебя не виню. Ей был нужен хотя бы один сын.
– Надеюсь, ее это утешило.
– А теперь и мы остались одни, – говорит Энг то, что сказал за последние дни уже не раз.
Едва восстановившийся после тяжелой борьбы за жизнь, Энграм кажется потерянным ребенком. И взгляд очень молодой, какой был лет в четырнадцать-пятнадцать, когда ни с кем не нужно было прощаться навсегда.
– Он там?
Фандер хмурится, не сразу понимая о чем речь,
