Связано с любовью (СИ) - Марьяна Брай
Он поставил чашку, «натянул» улыбку, и начал поторапливать людей к выходу, подбадривая всех тем, что ему не терпится это увидеть, а без остальных ему просто не покажут.
Анна заявила, что не позволит завязывать глаза, и может вовсе отказаться от «зрелища, которое может оказаться пшиком», но Бертон зыркнул на нее и она опустила глаза.
Мы с Кларой шли первыми. За нами Элиот под руку со свои верным слугой, который так же, участвовал в строительстве снежного замка. Рональд и Бертон заявили, что дорогу на задний двор знают, как свои пять пальцев, и просто шли, широко раскинув руки. Платки на глаза они повязали сами.
Когда процессия приблизилась к месту, мы с Кларой проверили все ли огоньки горят, и я громко разрешила развязать повязки.
Мы стояли метров за пять до нашего строения, и отсюда вид был просто шикарным. Полная темнота, невысокие сосны прямо за снежными шпилями, что освещались светом горящих внутри лампад, создавали ощущение, что этот величественный замок, и лес за ним – реальны, просто находятся далеко от нас. Огни в окнах и бойницах манили.
Коллективное «о-ооо» в полной тишине, словно выдох невидимого существа, заставил пойти кожу на руках мурашками. Я стояла и чуть не плакала от того, что этот праздник, похожий на Новый год, здесь тоже оказался очень теплым.
– Розалин, ты превзошла все мои ожидания, девочка! Элиот подошел ко мне и обнял за плечи. Я в первый же день нашего знакомства понял, что ты совсем не такая, как остальные. При том, что выглядишь ты как ребенок, в тебе есть что-то от мудрой и очень пожилой женщины, - он по-отечески прижал меня к себе.
– Откуда ты узнала об этом замке? – Рональд с трудом задал вопрос, и я посмотрела на него.
– Так это твой рисунок лежал в одной из книг?
– Наш! – в детстве мы мечтали построить такой. Нам рассказывал дед, что когда-то давно были именно такие замки. Он не показывал нам рисунков, а просто очень детально рассказывал. Мы рисовали их один за другим, и показывали деду. Он сказал, что вот этот очень похож, - добавил Бертон.
– Рисунок в целости и сохранности. Он в десятой книге. Я подумала, что этот рисунок дорог вам, и решила сделать этот подарок, - я улыбнулась им, и отошла подальше, чтобы замок казался еще реалистичнее.
– Спасибо. Я не забуду этого подарка, - ответил Бертон, и я заметила, как его глаза заблестели.
Перед сном, простившись со всеми, я, уже переодевшись, долго лежала, рассматривая потолок, луну, что светила прямо в окно, отчего в комнате было как днем. Клара ночевала в комнате для слуг, и похоже, и там она нашла подруг, но вязала только в моей комнате, храня секрет нашей фирмы.
Бертон грел мое сердце, и не только его внешность были причиной, не его низкий баритон, не то, как он опускает глаза, когда мы случайно пересекаемся взглядом. Что-то было в нем от меня – какая-то загадка которую он нес в себе. Это могло оказаться ерундой, но то, как он переживал ее… На него тяжело было смотреть. Я помнила того счастливого мужчину, глаза которого горели любовью тогда, на площади. Он не был тем, с которым я сижу за столом, но видела его, когда мы играли в снежки.
Это было похоже на детскую, первую влюбленность, когда твои тонкие еще, не тронутые струны внутри вдруг начинают издавать великолепную мелодию. Сначала тебе страшно от этой радости, потом ты хочешь услышать ее снова, а через еще какое-то время просто зависишь от нее – она становится как воздух. А ведь и не знаешь человека – мимо прошел, плечом коснулся, или улыбнулся. И никаких причин, чтобы его полюбить, тебе и не нужно.
Такого не бывает во взрослом возрасте, потому что заматерев, очерствев от несбывшихся ожиданий, мы смотрим на свою любовь не как в зеркало, только и думая, что о той музыке внутри. Мы ищем причину любить, и стараемся простить то, с чем не согласны.
Я встала, накинула большую шаль на плечи, плюнув на свои волосы – скрывать теперь что-то просто не было смысла – пусть думают, что захотят. Спустилась осторожно вниз, и остановилась перед дверью библиотеки, хоть занесла уже руку к ручке.
Из щели струился теплый свет камина – огоньки двигались, продолжая рисунок на полу холла. Там плакала женщина. Анна.
– Я не могу тебе сказать, Бернард – от этого зависит наша безопасность. Не могу! Можешь резать меня, или бить, коли не веришь, но я не скажу ни слова! – она старалась говорить шепотом, но у нее не выходило.
– Мой человек приехал сегодня только для того, чтобы сообщить о повторном деле с моими деньгами. Это не сто, и даже не тысяча серебряных, Анна. Два раза такую сумму получил один и тот же человек! За что ты ему платишь? Я не стал прятать от тебя бумаги, потому что ты обещала мне больше этого не делать, - голос Бертона готов был сорваться в ярости, но он держался.
– Не могу, я не могу сказать, Бертон, - она, судя по всему, не призналась бы и на пытках.
– Я буду требовать развода, потому что не могу доверять тебе, Анна. Мне страшно жить рядом с женщиной, у которой есть тайна. И, судя по тем суммам, которые ты передаешь, это какая-то слишком большая или страшная тайна, - он стукнул, скорее всего, кулаком по столу. Она даже не «ойкнула».
Я посмотрела в сторону входной двери, сняла тапочки, чтобы быстро пробежать в чулках к месту моей прошлой хоронки – в гардеробную. Два быстрых шага, и я могу спрятаться за углом, а там нырнуть в шубы и пальто.
– Он заставляет тебя? Шантажирует? Если ты расскажешь мне, я обещаю простить тебе все, Анна. И у тебя больше не будет причины бояться! – это, на мой взгляд, было хорошее предложение – любящий мужчина предлагает сдать оружие, и тут же реабилитировать тебя! Причем, уже второй раз!
– Нет, Бертон. Я не могу, - теперь в ее голосе была «сталь». Она даже плакать перестала. Я перебрала в своей голове тысячу вариантов ее тайны, и кому она могла перечислять деньги, ведь это мог быть и ребенок, и
