Элементально - Кароль Елена
Но лишь позабавил.
— Считаешь, пробравшись в сны и одурманив сознание, изменил все? Серьезно? — Я даже хохотнула, видя, как он полностью уверен в своей правоте, но тут же поморщилась от нового взрыва головной боли и прижала пальцы к виску. — Уйди, а? Видеть тебя не хочу. Не заставляй меня пожалеть о договоре и не появляйся больше в моих снах. Я тебе не жена, а всего лишь невеста, не вынуждай меня разрывать помолвку.
— Ты не посмеешь!
— Проверим?
Он все-таки ушел. Тихо, мягко, но так стремительно, что я успела лишь моргнуть, а его уже не было. Обессиленно растеклась по подушкам и бездумно уставилась в потолок. Когда это все уже закончится, а?
Мы как будто танцевали над бездной очень странный танец. Шаг вперед, два назад. Попытка сблизиться, коварная подножка. И не было в этом ни смысла, ни выхода.
Но ведь так не бывает! Должен! Должен быть выход!
В кровати я провела почти двое суток. Вялый поход в ванную комнату, крошечные порции еды и снова кровать. Организм потихоньку восстанавливался, так что к вечеру следующего дня я действительно сумела не только подняться, но и немного побродить по комнате в одиночестве. И Кати, и Бьянка пытались дежурить у моей кровати поочередно, но я жестко заявила, что, если они не будут слушаться в первую очередь меня и не оставят одну, последствия им не понравятся.
Не знаю, прониклись ли они в полной мере моими угрозами, но из спальни вышли. Знаю, сидели чуть ли не под дверью, так как откликались даже на зов шепотом, но хотя бы не мозолили глаза и не бесили своими сочувствующими взглядами.
К ужину, как и обещала, появилась Райвер. Спрашивать ничего не стала, мой взгляд был слишком говорящим. Лишь приблизилась и крепко обняла, молча даря так необходимую мне поддержку. Беседа не клеилась, в плане изученного материала хвастать мне было нечем, так что мы только поужинали вместе, и Райвер ушла.
Утро четверга не предвещало ничего особенного. Я наконец пришла в себя настолько, что смогла вновь взяться за книги. Герман больше не появлялся ни в моих снах, ни в моей спальне. Я специально избавилась от всех подушек, кроме одной, то ли он и в кровати больше не появлялся, то ли обходился без подушек, чтобы не выдать своего присутствия, однако поутру их не прибавлялось.
За окном разыгралась настоящая непогода: ливень и штормовые порывы ветра, так что пришлось отложить идею с прогулкой на неопределенное время и, сидя в кресле, погрузиться в книги с головой. Я впитывала знания, как губка, желая всей душой сократить время пребывания в этом мире, потому что чем дальше, тем меньше во мне оставалось самоуважения и терпения.
Я уже была почти готова на открытое противостояние с графом. Почти. Да, почти…
Не хватало самой малости. Последней гадости, низости, проступка. Подлости, которая окончательно разочарует меня в нем. Если бы не тот полет на драконе… Он был собой! Был! Благородным, прекрасным, естественным! Настоящим!
Ну почему все так сложно?!
Герман вошел без стука, и я не заметила бы его, сидя боком к входной двери, если бы не аромат цветов. Повернула голову, озадаченно вскинула брови, оценила роскошь огромного букета неизвестных цветов как минимум пяти видов (но все без исключения огненных оттенков с вкраплениями лилового и черного), а затем перевела взгляд на дракона. По его невозмутимому лицу, застывшему словно маска, сложно было распознать хоть что-то, и я вздохнула. Ну что за детский сад?
Отложила в сторону книгу, понимая, что разговор предстоит не из простых, и села поровнее.
— Я слушаю, ваше сиятельство.
— Я хотел извиниться, — произнес так, будто распоряжался сейчас же его извинить. — Ты права, мое поведение было недопустимо.
Хм…
Красиво говорит. Но что-то не сходится.
Откинулась на спинку кресла, внимательно изучила Германа, цветы…
Либо он научился подслушивать мои мысли, либо снова задуман подлость. В столь своевременное исправление чешуйчатого я не поверю даже под пытками.
— Слушай, мне это не нужно. Не унижайся. Зачем делать то, что тебе неприятно? Мы оба знаем, как ты ко мне относишься. К чему этот фарс?
— А если это не фарс? — В его тоне прорезалась уже привычная злость.
— А что тогда? — удивилась я искренне. — Или ты правда ощущаешь за собой вину? Серьезно?
— Не понимаешь? — Он взглянул так, что, если бы не амулеты, сбежала бы от гневного взгляда на край света.
— Нет.
Герман прикрыл глаза, пряча под веками разгорающееся пламя, и чему-то кивнул, словно подтверждая свои мысли. Наблюдала за ним настороженно, уже не представляя, что он может выкинуть в следующий момент. И этот чешуйчатый меня удивил.
— Я написал тебе письмо. — Он не глядел на меня, казалось, говорил сам с собой, полностью закрыв глаза. — Некоторые мысли я больше не могу озвучивать вслух, но порой получается доверить их бумаге. Быстро не получилось… — Его губы исказила болезненная гримаса. — Но, пожалуйста, прочти. Все, сказанное там, правда.
Букет цветов лег на столик, и в его руках появился листок, сложенный вдвое. Вручив его мне, Герман ушел так быстро, как если бы за ним гнались все демоны ада. Не знаю почему, но я не решалась прочесть письмо минут десять. Казалось, что если сделаю это, то пути назад уже не будет. Вряд ли там цветистые признания в любви, но…
А вдруг что-то подобное?
Сглотнув, зажмурилась и резко выдохнула. Надо, Марьяша. Надо!
И я раскрыла лист.
Это действительно оказалось письмо, причем довольно длинное, но не с прямым обращением ко мне, а будто изложение разрозненных мыслей. О себе, обо мне, о ситуации в целом. Он назвал меня красивой, я пять раз перечитывала это предложение. Прямо говорил, что хочет видеть меня счастливой. Не объяснял причин и не извинялся, просто констатировал факт: «Когда ты улыбаешься, мне хорошо». «Я ненавижу себя за то, что ты несчастна». «Я никогда не был так свободен, как во время полета с тобой».
И еще много… подобных фраз.
Ни слова о любви, даже намека. Ни слова о том, что я его недостойна. Видимо, до сих пор считал, что моя раса и простое происхождение — не предмет для гордости, но пересмотрел свою точку зрения. Искренность, наивность, упрямство — он упомянул об этих чертах моего характера с едва уловимым, но все же одобрением. Волосы, глаза и почему-то уши — им уделил куда больше слов, описывая, как раз за разом смотрит именно на них.
Под конец письма я сидела красная как рак и даже отложила листок в сторону — так дрожали руки.
Если его цель — свести меня с ума, то он движется в верном направлении. Это были даже не комплименты, а хаотичное изложение собственных ощущений. Он прав, такое действительно сложно произнести вслух, особенно ему. Не нахамит, так убьет одним тоном. А в письме…
Это было очень личное. Настолько, что я чувствовала немыслимое волнение и даже стыд за то, что он пустил меня в свою душу. Раскрыл сокровенное.
Вот только как теперь жить с этим?
Ни о какой учебе речи уже больше не шло. Какие книги? Да я ни слова больше разобрать не могла, не говоря уж о том, чтобы понимать их смысл! Он пошатнул мой мир! Уверенность в правильности решения дала трещину!
А через полчаса ко мне в спальню Бьянка внесла довольно большую корзину, накрытую ажурным покрывалом. Недоуменно проследила, как девушка, аккуратно потеснив букет, поставила корзинку на столик и, присев в книксене, вручила мне открытку.
— Подарок от его сиятельства.
Нахмурилась, не понимая, что он еще задумал, и взяла открытку.
«Ее зовут Пламя».
— Ее? — растерянно произнесла и с ужасом перевела взгляд на корзинку. — Кто там?
— Дракониск, — с благоговением выдохнула служанка и аккуратно сняла с корзинки покрывало. — Очень редкие и дорогие питомцы.
И тут из корзинки раздался требовательный писк. Не вставая с кресла, словно это могло хоть как-то спасти меня от неминуемости встречи, я вытянула шею, но ничего не увидела. И тут она подпрыгнула. Уперлась бордовыми передними лапками в край корзинки, высунула алую заостренную мордочку, взглянула на меня медовыми глазками и хищно облизнулась.
