Двуликий бог. Книга 2 (СИ) - Мэл Кайли
— Госпожа… — в испуге шепнула Ида, совсем как когда Локи застал меня наедине с Эйнаром, и, почти не отрывая ладони от бедра, указала кончиками пальцев куда-то чуть ниже пояса. Я взглянула вновь и похолодела. Разодранные складки платья обнажали красивые крепкие ноги и кровь, стекающую по внутренней стороне бёдер. Горло сдавило судорогой, потому что я сразу догадалась, что произошло. Я ещё не готова была поверить в это, но стремительная мысль пронзительной молнией вспыхнула в голове, оглушила. Кровь прилила к вискам, в ушах зашумело. Сквозь рокот, похожий на звук прибоя, я расслышала собственный голос — ледяной, как глаза Скади.
— Говори, Аста, — бедная девушка вздрогнула при упоминании своего имени, при звуке голоса госпожи. Губы её искривились, портя прелестное личико, глаза заблестели, из молодой груди вырвался судорожный вздох, и она зарыдала. Не заплакала, а сразу разразилась рыданиями, точно гром среди ясного неба. Я ощутила, как руки заходили ходуном. — Говори, что с тобой случилось. Я хочу знать всю правду.
— Я не виновата, госпожа! — захлёбываясь рыданиями, несчастная служанка упала передо мной на колени, хватаясь не слушающимися руками за подол моего ночного платья. Ида испугалась и отшатнулась, вскрикнула. Я осталась на месте, не произнося ни звука, глядя на Асту, не в силах поверить в происходящее. — Мне ничего не оставалось, у меня не было выбора! Он… Он поймал меня у дверей, точно поджидал. А я… Я… — девушка задохнулась, поперхнулась и закашлялась. Я ощутила, как руки похолодели сильнее, в кончики пальцев вливался могильный холод. Я сжалась, точно тщетно пыталась согреться, склонила голову, взглянула на раздавленную жертву чужого вероломства, распластавшуюся у моих ног. — Что я могла сделать, госпожа?.. Он приставил клинок к моему горлу, сказал, если воспротивлюсь… Если… Моя жизнь перед ним ничтожна… Да и разве смела я перечить повелителю?..
В ту минуту что-то внутри меня разорвалось, и гнев пульсирующими толчками наполнил всё тело, каждую жилку. Я ослепла от ярости, перед глазами стояли яркие пятна, застилая взор. Не до конца понимая, что делаю, я вырвала подол у Асты из рук, оттолкнула служанку прочь. Движение не отличалось резкостью или силой, однако сломленная девушка не ожидала его, потеряла равновесие, прокатилась по полу. Испугавшись скорее происходящего, нежели увечий, приподнялась на локте, бросила на меня взгляд преданных и полных горечи глаз.
— Госпожа спросила, что случилось с тобой, — вновь лёд и сталь, а не мой голос. Только надменность и презрение, а больше никаких чувств. Никакой жалости или сострадания. Никакого утешения, одна лишь ненависть и безразличие. — А ты двух слов связать не можешь. Господин растлил тебя силой? Ты сопротивлялась, кричала? Вижу, что нет. Ты смалодушничала, испугалась за свою жизнь и подчинилась. Ублажала повелителя, хотя клялась мне в вечной преданности. Какой стыд… — Аста сжалась, опустила голову и зарыдала с новой силой. Алые капли её предательства окропили светлую ткань платья клеймом позора. Ида позади меня стояла, не двигаясь, кажется, даже не дыша, словно и вовсе забыла, как это делается.
— Пощадите, госпожа, что мне оставалось делать?.. — взмолилась Аста, опять подползая к моим ногам, протягивая руки в поисках поддержки и защиты — маленькая, униженная и сломленная. Я отшатнулась, в тот миг испытав тошнотворную смесь отвращения и брезгливости, словно передо мной валялась не девушка вовсе, а непонятная мерзкая тварь. Кровь стучала в висках всё с новой силой, жар ударил в голову. Я почти не могла дышать, а соображать и подавно. — Госпожа моя, мне так жаль!.. Но что я могла? Что мне оставалось делать?.. Что мне оставалось?.. — снова и снова повторяла она, доводя меня до совершеннейшего исступления, почти до сумасшествия.
— Тебе жаль?.. — голос мой дрогнул, затем надломился. Мне понадобилось некоторое время, чтобы совладать с собой и найти в себе силы заговорить. — Ты мне нож в спину вонзила, Аста! — ни с того, ни с сего закричала я, сорвавшись. — Я тебе верила, как никому, считала своей сестрой! Ты должна была умереть, но не предать меня! Слышишь?! — не помня себя, я подскочила к ней и схватила за волосы, обратила бескровное лицо на себя. — Ты должна была умереть, а не навлечь такой страшный позор и на себя, и на меня! Вместо того чтобы исполнить свою клятву, ты развлекала Локи! Ублажала моего любимого мужчину, растоптав мои чувства! Клятвопреступница! Предательница! Убирайся! Я не желаю тебя больше видеть! Я не желаю тебя больше видеть никогда! — ощущая, как слёзы сжимают горло, подступают к глазам, кричала я, одну за другой отвешивая замеревшей служанке оплеухи. Аста не сопротивлялась, с равнодушной покорностью принимая удары. Казалось, мои слова окончательно лишили её воли. Она уже даже не плакала — пришёл мой черёд — только покачивалась из стороны в сторону, ведомая движениями госпожи, словно утратила рассудок и сознание.
Не знаю, как Аста, но я в те страшные мгновения совершенно точно утратила рассудок. Возможно, я забила бы служанку до смерти, если бы Ида не пришла в чувство и не оттащила бы меня от новой наложницы бога огня. Я поддалась, потому что ослабела и ничего не разбирала за пеленой слёз, а девушку хлестала по щекам, так как уже не могла остановиться. Не помню, как Аста покинула покои, вывела ли её Ида, или она сумела уйти на своих ногах — для меня это не имело значения. Упав лицом в подушки, я судорожно рыдала, ещё горше, чем рыжеволосая служанка.
Она потеряла невинность или, может быть, честь. Я потеряла ближайшую подругу, любимого аса, свою гордость и положение. Я была унижена и раздавлена поступком Локи ничуть не меньше, нежели несчастная жертва чужих интриг. Боль вспыхнула с новой силой, ослепила, обожгла, проходя через центр живота. Она возвращалась всё чаще, вырывая воздух из груди, становилась всё сильнее, пронзительнее, продолжительнее. С трудом выдохнув, я перевернулась на бок, сжалась, обхватив руками колени и дрожа всем телом. Истерический припадок медленно сходил на нет, оставляя лишь опустошённость и бессилие. Я не справлялась. Очень трудная беременность, появление Гулльвейг в Асгарде, перемены в Локи, измены, предательства, подлость… Я не выдерживала. Сломалась настолько, что не желала ни появления злосчастного ребёнка на свет, ни продолжения своей собственной никчёмной жизни.
Я так и заснула, свернувшись, точно и сама была нерождённым младенцем, уткнувшись щекой в подушку, холодную и мокрую от слёз. Не знаю, сколько мне удалось отдохнуть, на какое
