Двуликий бог. Книга 2 (СИ) - Мэл Кайли
Несколько минут повелитель поколебался, смотрел на меня долгим пронзительным взглядом, точно в последний раз. Я отвернулась, едва не хлестнув мужчину по лицу длинными волосами. Затем бог огня развернулся и отправился прочь, пылая от ярости — я узнала это по стремительному шагу, по удару с силой захлопнутых дверей. Выждав некоторое время, словно подозревала, что он вот-вот вернётся, я побрела к постели, присела на краешек и, закрыв лицо ладонями, снова горько зарыдала. Его высокомерный тон звучал в ушах, резкие слова обидели меня, ранили ещё больше. Он не только не намеревался признать свой вины, но и собирался в дальнейшем продолжать пользоваться своим правом, будь оно проклято! Ревность и обида пожирали меня, не давая сосредоточиться, собраться с мыслями. Голова горела.
Весь день я не покидала своих покоев, несмотря на уговоры Нарви, просьбы Иды и Асты. К вечеру Хельга уговорила меня поесть и выпить лекарство, и лишь тогда сын немного успокоился и вернулся к себе. Лекарь некоторое время присматривала за мной и ребёнком, затем оставила отдыхать в обществе верных служанок. Через час после её ухода, вновь поднялся жар, рождаемый наследником бога огня, ставшим ещё более неспокойным в связи с переживаниями его несчастной матери, однако я запретила девушкам звать лекаря и тем более повелителя. Пока я могла справиться со слабостью сама, хотя знала, что рано или поздно мне придётся увидеться с Локи. Если бы я ни от кого не зависела, то предпочла бы смерть, но ребёнок под сердцем неразрывной роковой связью приковывал меня к супругу. Я не могла им пожертвовать.
Когда золотой чертог, наконец, затих и отошёл ко сну, я решилась с кем-либо поговорить. Я приказала Иде подождать за дверью, и обеспокоенная девушка так не желала покидать покоев госпожи, что пришлось прикрикнуть на неё, чтобы спустить на землю. Я чувствовала себя скверно, потому что корить Иду за нескончаемую преданность было страшной несправедливостью с моей стороны. Однако я хотела как можно скорее остаться с Астой и побеседовать в тишине. Понимая это, сообразительная рыжеволосая девушка приблизилась ко мне, едва за подругой закрылась дверь, и, спросив дозволения, присела рядом со мной на край кровати.
— Вы очень напугали нас всех, госпожа Сигюн, — склонившись, взволнованно произнесла девушка, накрывая мою ладонь своей. Её натруженные пальцы были прохладными, приносили облегчение моим горящим рукам. Я улыбнулась уголками губ. — Никто ничего не понял, а когда Хельга обронила, что могло случиться страшное, я думала, у меня сердце остановится в тот миг… — я прервала её жестом, высвободив одну ладонь, поглядела на служанку. Как и я, Аста уже перестала быть совсем юной девушкой, превратившись в красивую и сильную молодую женщину. Время шло, всё менялось.
— Ты верна мне, Аста? — помолчав, спросила я. Такой уж верно это был день — состоящий из одних пауз и недомолвок. Какое счастье, что хотя бы он подходил к концу. Впрочем, я подозревала, что отныне много долгих горьких дней выпадет на мою долю. — Верна, как когда-то в юности?
— Моя госпожа, я люблю Вас всем сердцем, — миловидное веснушчатое личико служанки на миг озарилось сестринской нежностью, глаза заблестели. — С самого начала Вы были всей моей жизнью. Я останусь верна Вам до последнего вздоха. Я никогда — клянусь Вам, госпожа, — никогда Вас не предам!
— И я люблю тебя, Аста, — наклонившись к ней, я коснулась лбом её лба, доверительно понизила тон, — ты и Ида — вы мне как сёстры. Вы были со мной и в печали, и в радости. Однако теперь нас ждёт только горе… Не спрашивай! Послушай меня и ответь… Ты знала о том, что делала Рагна? Подумай, как следует, ведь в последнее время ты к ней ближе всех остальных.
— Я не понимаю, госпожа, — помолчав и наморщив лоб, Аста как будто пыталась что-то припомнить. Затем подняла на меня взгляд искренне потерянных глаз и развела руками. — Не понимаю, о чём Вы говорите. Рагна и впрямь приблизила меня к себе, учила, доверяла трудные, по её мнению, дела. Однако она очень ловкая и скрытная девица, из неё и словечка не вытянешь! Всё, что я знаю, так это то, что она ложится спать последней в чертоге, гасит свечи, проверяет, чтобы все были на месте…
— И приводит наложниц к господину, — бесцветным тоном добавила я. В тот же миг глаза Асты расширились, и она поглядела на меня с таким ужасом и недоверием, что всё прояснилось: служанка не имела и не могла иметь к развлечениям Локи никакого отношения. Осознав смысл моих слов, бедняжка побледнела и покраснела одновременно.
— Но… Но, госпожа… Как же это?.. — пролепетала поражённая девушка, рождая печальную ухмылку на моих губах. — Не может быть! Я в это не верю! Ну, то есть, Рагне-то я никогда до конца не доверяла, но чтобы повелитель…
— Я не желаю, чтобы ты обсуждала действия и решения повелителя, — поспешила прервать я. Как и прошлой ночью, было слишком больно слышать и вспоминать о предательстве. Аста смутилась, замолкла, но теперь смотрела уже более осознанным, сочувствующим взглядом. Я постаралась пропустить унизительную жалость мимо себя. — Я попрошу тебя кое о чём, Аста. Это трудное и опасное дело, и ты поклянёшься мне держать его в тайне. Никто не будет знать о нём, кроме нас двоих, — я дала ей время поразмыслить, но преданная служанка согласилась сразу же, заверив, что трудности не пугают её, и поклявшись широкой кроной Иггдрасиля хранить молчание. — Я хочу, чтобы ты тенью следовала за повелителем, пока он находится в чертоге, следила за каждым шагом, особенно после заката, и обо всём докладывала мне. Я хочу знать, кто и с какой целью входит в его покои, и чем они там занимаются. Ты должна быть очень осторожна, потому что Локи внимателен и догадлив. Ты поняла?
— Поняла, госпожа моя, — выслушав, кивнула Аста. — Не волнуйтесь, я не подведу Вас, — её серьёзное сосредоточенное личико так тронуло меня, что я улыбнулась уголками губ, но улыбка эта стала такой же печальной и обманчивой, как и все остальные. Я ощутила себя бесконечно одинокой, как в свои первые дни, проведённые под кровом золотого чертога. И хотя теперь я была здесь хозяйкой, выяснилось, что я до сих пор никому не могу доверять. Холод и вызванная им дрожь растекались по телу, побеждая даже жар нерождённого ребёнка. Я ощущала его, когда Ида вернулась в опочивальню, когда ласковые девушки улеглись с двух сторон от меня, согревая
