Сестры Ингерд - Полина Ром
Из Партенбурга Рольф вернулся через две недели. Привез мне письмо от госпожи Жанны и подарок от нее и графа Паткуля – очаровательную резную колыбельку для малыша. Пока муж парился в мыльне, смывая дорожную усталость, я быстро пробежала глазами письмо.
Сердечное и очень душевное послание. Графиня желала мне легких родов и давала несколько советов на случай, если вдруг у меня будет токсикоз или отеки. Мне была приятна ее забота. Ужин Сусанна накрыла в нашей спальне, и, дав мужу утолить первый голод, я подступила с расспросами:
-- Ну как все прошло?
-- Хорошо, – со странной улыбкой ответил он. – Несколько шкатулок я подарил графине и ее невестке, как ты и велела. Одну побольше, графу Паткулю. Подарки понравились всем, а твоя сестра даже спросила, где я такое покупал.
-- Рольф, ну зачем ты дразнишься? – я демонстративно «надула» губы. – Ты же понимаешь, что я хочу знать, что там с продажами.
Он засмеялся моему нетерпению, встал из-за стола и вышел из комнаты. Вернулся Рольф буквально через пару минут, брякнув передо мной на скатерть довольно объемный кожаный мешочек.
-- Вот, Олюшка, это то, что мне заплатили.
Я торопливо развязала тугой узелок и, не удержавшись, вывалила все содержимое на стол.
Две свечи, больше двух мы никогда не жгли, потому что свечи стоили довольно дорого, освещали изрядную кучку серебра. Редкими чужеродными вкраплениями смотрелись золотые монеты. Сумма была не просто велика, как мне показалось в первую минуту, а сопоставима с моим приданым. Я испуганно подняла глаза на мужа и спросила.
-- Это что? Это откуда столько?!
-- Госпожа графиня дала мне совершенно замечательный совет, Олюшка. Именно благодаря ему самая низкая цена на простенькие шкатулочки начинается от полутора серебряных.
Я почувствовала некое раздражение и заворчала на мужа:
-- Хватит меня дразнить! Немедленно сядь и все мне расскажи!
Во время вручения подарков графиня восхитилась тонкостью стенок, легкостью изделия и красотой росписи. Но выразила озабоченность, достаточно ли прочными окажутся эти изделия? Рольф, с моих слов, заявил, что их можно бросить в воду, и это ни на что не повлияет. После этого семья поужинала и разошлась.
Утром, когда Рольф собирался поехать на рынок и поспрашивать у купцов, кто захочет взять себе новинку, лакей пригласил его в кабинет графини Паткуль. Госпожа Жанна показала ему стоящий на полу глиняный горшок, в котором, совершенно невредимая, плавала её шкатулка. И дала ему хороший совет и довольно большую стеклянную вазу из прозрачного стекла. Совет был дружеским и бесплатным, а ваза напрокат.
-- Имейте терпение, дорогой барон Нордман, и оно окупится сторицей.
Это были последние слова госпожи Жанны. Затем она перекрестила моего мужа и отправила на рынок, записав на бумажке, к кому лучше обратиться.
Решив, что совет достаточно мудрый, Рольф заехал в самую богатую ювелирную лавку и, пообещав хозяину, мэтру Кримасу десять процентов от каждой продажи, поместил возле окна вазу, в которой были утоплены шесть коробочек.
Несколько необычное зрелище привлекло любопытных. Но в первый день никто так и не рискнул ничего купить. Соседи-лавочники и покупатели обсуждали: выдержит ли краска и не разбухнет ли дерево. Сам Рольф при этом не присутствовал. Они с графом Паткулем уехали смотреть какой-то племенной скот.
С утра в лавку потянулись первые покупатели. По словам ювелира, первые две шкатулки большого размера приобрел в приданое своим дочерям один из самых богатых купцов города.
-- Оно конечно, девки еще мелкие у меня, но под всякие колечки и сережки им этакая штука очень сгодится. Оно вроде и недешево, но уж больно работа искусная и по-благородному смотрится.
-- Могу вам по секрету сказать, дражайший мэтр Шутор, что этакие шкатулки преподнесли в дар нашему графу и графине. И говорят, госпожа графиня пожелала себе вторую такую, – слегка приврал мэтр Кримас покупателю. – Так что вы, почтенный, может быть и для жены такую приобретете? Следующая партия, как мне сообщили, будет стоить значительно дороже. Это я вам, как хорошему соседу подсказываю.
Мэтр Шутор скреб бороду и размышлял…
***
Рольф радовался, как ребенок, смешно пересказывая мне в лицах этот диалог и очень жалея, что не присутствовал при этом сам. По словам ювелира, мэтр Шутор не только купил еще одну шкатулку для жены, но и выразил огорчение, что «… больно рисунки бабские, птички да цветочки. Вот если бы что солидное и настоящее было: со зверьем каким или битой птицей, как на картинах у графа, я бы себе непременно такую прикупил.».
Все еще немного ошеломленная этим рассказом, преисполненная благодарности к госпоже Жанне, я несколько минут бездумно перебирала монеты, пытаясь сообразить: сколько же здесь, и постоянно сбиваясь.
-- Рольф, а сколько тут?
-- Девять полных золотых и шестнадцать серебряных – спокойно ответил муж.
Таких больших денег в этом мире я еще в руках не держала. Даже на приданое, которое выплатил в качестве компенсации граф Паткуль, посмотреть не довелось: как-то вот интереса не было. Но то, что сумма очень крупная, я понимала.
-- Рольф, а что мы будем делать с этими деньгами?
-- Это неправильный вопрос, Олюшка. Не мы «будем делать», а ты будешь делать, – слово «ты» он выделил голосом. – Это полностью твой доход, и решать, что делать с деньгами, ты будешь самостоятельно.
Я машинально кивнула и сказала:
-- Хорошо, я решу.
Пожалуй, для этого мира такой поступок – высший знак любви и доверия. В мире, где женщинам позволяли иметь жалкие копейки от продажи яиц или шерсти, разрешить жене распоряжаться такой крупной суммой мог только очень порядочный человек. Не следует забывать, что баронство все еще было в долгах, но Рольфу не пришло в голову тянуть руки к моим доходам. Четко разделяя мир и дела в нем на женские и мужские, он, тем не менее, был честен и признавал за мной право решать самой.
***
Получив такие серьезные деньги, я села думать. То, что мы вдвоем с Эммой все лето, не разгибаясь, расписывали эти шкатулки, принесло неожиданно прекрасный результат. На такие деньги, признаться, я и не рассчитывала. Проблема была в том, что скоро я не смогу так долго сидеть за столом:
