Легенда о Глорусе - Вика Соколова
— Ингрид, у меня нет ни одной мысли супротив тебя. Единственное, чего желаю, — уберечь тебя. Когда вы вернулись из Норда и я завидел тебя — без сознания, в крови, — безмерный испуг охватил меня. В голову закрадывались страшные мысли, они искажали рассудок. За весь бессонный час, когда ты билась в лихорадке, я осмыслил, что не смог бы вынести твою кончину. Хвала Всевышнему, что отвел от этой участи. Но страх крепко поселился во мне. Не следовало тебя отпускать.
Я настолько растворилась в его словах, что даже не заметила, как Арен подошел, приподнял мою голову и начал осторожно вытирать мои слезы.
— Почему ты плачешь, Ингрид? Только не ты. Ты ни в чем не повинна. Прошу, не гневайся на мои острые речи. Я попал в свою же паутину лжи: не хотел более узреть твои муки, но сам же их и сотворил. Извини, что оставил тебя. Я бежал от самого себя. Ведь истина в том, что желаю видеть тебя рядом. Всегда. И причиной тому служат чувства, что я питаю к тебе.
— Что? — Мне будто влепили отрезвляющую пощечину. — Арен, нет. Ты явно что-то путаешь. Да, точно, сильное беспокойство перепутал с лю… с чувствами, — нервно тараторила я, всячески избегая его взгляда. — Вот отойдешь немного, и все образумится, встанет на место. Сам же потом стыдиться своих слов будешь.
— Не стыдился тогда, не буду и сейчас, — твердо произнес он, заставив мурашки пробежаться по телу.
«Что это значит?» — с искреннем, неподдельным удивлением уставилась на него, даже не догадываясь, чего еще могла бы не знать. Разве не все карты раскрыты?
— Эх, я, разумеется, давно прозрел, что ты подлинно потеряла воспоминания, но чтобы так неверно истолковать мои деяния, чтобы не узреть правду, когда я почти всю ее тебе поведал… это надо потрудиться. — В уголках его губ мелькнула тень улыбки, а глазах отразилась затаенная безутешная печаль. — Дозволь сказать кратко: Ингрид, ты та самая девочка, которой я дал обещание в детстве. И что тогда, что сейчас ты не даешь моему сердцу покоя, дуреха. Ты — любовь моей жизни.
— Арен… — Я хотела остановить его, ведь слушать это было невыносимо и неприятно. Его слова опаляли, разрывали изнутри, а все потому, что предназначались не мне. Я не имела прав на эти чувства: ни принять, ни отвергнуть. Но дилемма заключалась в том, что мне начал нравится человек, которого вскоре, возможно, больше никогда не увижу.
«Так как на это реагировать? При любом раскладе мы будем вынуждены страдать. Что ни делай. Почему все так усложнилось?» — от осознания безысходности этой любви, мне стало так паршиво, что слезы градом посыпались из глаз.
Арен прильнул ко мне, заставляя уткнуться в свою грудь, и несмело, робко попытался приобнять.
— Ай! — вдруг вскрикнула я, ощутив резкую боль, отчего Арен мигом отстранился. — Плечо сейчас лучше не беспокоить.
— Прости.
— Ха, и сколько раз ты уже передо мной извинился? Видать, рак на горе засвистелся сегодня.
На что Арен вместо того, что спросить, причем тут раки и свист, просто засмеялся.
— Вновь немыслимые вещи толкуешь. В этом ты неизменна, — проговорил он, одарив меня позабытым, но до боли знакомым нежным взглядом.
«И что теперь с этим делать?..»
* * *
Дальнейший путь проходил гораздо спокойнее. Во всех смыслах. Больше не встречались ни разбойники, ни стаи голодных волков, ни другой опасной живности. Во время поездки я утолила интерес Арена по поводу того, что произошло в Норде, ибо он верил не всем «показаниям» Иоанна. А когда я сообщила, что именно этот плут меня и сопроводил до него, на лице Арена поселилось недовольство. Пришлось усмирять его природную ревность: сказала, что Иоанн, как и остальные разбойники, теперь видели во мне боевого товарища и были не против моего вступления в банду. Да, приукрасила немного, но Арен хоть посмеялся с того, что я только с разбойниками общий язык и нахожу. Занятное замечание, над которым стоило бы задуматься, но… всеми мыслями овладел страх, ибо окружение незаметно сменилось на жуткий туманный лес, как из фильма «Сонная лощина». Серость, холод, безжизненная пустота, вокруг лишь скрюченные голые деревья с острыми «ведьминскими» когтями-сучьями, готовыми в одночасье впиться в кожу, стоит только потерять бдительность. Безмолвную тишину нарушали исключительно лошади: они ни с того, ни с сего взволнованно фырчали и уходили в сторону, словно слышали или видели то, чего не могли уловить мы. Это пугало еще сильнее.
— Что это за место? — борясь со страхом и стуком зубов, спросила я и сильнее укуталась в плащ.
— Маклоненский лес.
— Это он? Что-то мне здесь не нравится.
— Не только тебе. Слышала ведь, как некоторые судачили, что сие место находится под властью нечистых сил?
— А ты в это веришь?
— Сложно сказать. Я ведаю достаточно историй от людей, что узрели здесь необъяснимые вещи и… странных созданий.
— Правда? — с еще большим ужасом посмотрела я на него, начав вспоминать всех монстров, которых только смогла вообразить.
— Ну, много странных и необъяснимых вещей я познал и от тебя. И по сей час жив, — добавил он, усмехнувшись. — Возможно, люди просто бежали в страхе от неизведанного. Сложно их винить: лучше убежать от зайца, нежели угодить в пасть к медведю. Сохранять осторожность все же стоит.
— Ох, — вдруг испугалась я, ощутив что-то холодное на макушке.
— Что случилось? — переполошился и Арен.
Прикрыв ладонями голову, я с опаской взглянула наверх — ледяные капли начали падать с непроглядных небес.
— Кажется, дождь начинается, — полушепотом произнесла, потеряв силу от страха.
— Давай найдем пристанище, где сможем укрыться.
Оглушающей белой стеной ливень обрушился на землю в мгновение ока. Промокли мы до нитки быстро, и, казалось бы, зачем теперь искать укрытие? Но оно было просто необходимо: капли, будто острые камни, озверело били по телу, причиняя реальную боль. А когда «атака» пришлась на рану, я даже не смогла сдержать крика. А каково Арену? Его ведь тело было в еще более ужасном состоянии. Но из-за «густого», непроглядного ливня не то что слышать, видеть друг друга оказалось проблематично. Еще и лошади все норовили разойтись по разные стороны, словно пытаясь нас разделить. Благо Арен не растерялся и в самом начале этого хаоса соединил лошадей общей веревкой, которая за все время нашего слепого блуждания
