Хозяйка Священной Колыбели - Настя Любимка
Стейзи, девочка, вероятно, это мало утешит тебя… Но где бы ты ни находилась, знай, ты отомщена. Все твои страшные ночи и дни теперь будет проживать это чучело.
– Время платы! – грянуло грозно, заставляя меня вынырнуть из невеселых и вместе с тем прекрасных дум. – Жизнь!
То, что именно мне платить – я не сомневалась. Но о какой жизни шла речь? Вряд ли Радана. Священная Пара уже гарантировала ему жизнь аж на семь тысяч пятьсот ночей!
Если о моей, то, простите, я и так тут на грань душой отлететь успела. Многовато что-то за развод боги просят. Или это за ослушание?
– Пробуди силу не позже третьей ночи!
А? Что они все ночами меряют? Почему прямо день не назвать?
– Семь тысяч пятьсот ночей ты должна хранить жизнь!
Я вкрай растерялась. То есть мне все равно герцога опекать?
– Поторопись с ритуалом, жизнь угасает. У тебя пять ночей! Слово!
И пока я пыталась хоть как-то сообразить, о чем речь, тело герцога выгнулось дугой, и он завыл. Но его крик заглушил гром, раздавшийся в небе. Грохотало так, будто рядом взрывались снаряды. Я несколько раз по прошлой жизни присутствовала при разминировании оставшихся «подарков» фашистов40. Так вот: на миг показалось, что я вернулась в свое детство. Даже машинально голову руками закрыла.
Но на этом светопреставление не закончилось. Поднялся сильный ветер, сбивший меня с ног. Что там с герцогом происходило, мне уже было безразлично. Я упала на землю, цепляясь за траву, а в голове зазвучал детский плач. Надрывный, хриплый, жалобный…
«Сохрани ее», – прозвучало в моей голове уже не так грозно. Меня будто кто-то ласково по голове погладил, выравнивая мое дыхание, сбитое ветром. И на миг в сознании проскочило видение грязной избы, в которой прямо на полу лежал полураздетый младенец в ветхой тряпке…
– Да будет так, – выдохнула я, наконец сообразив, о какой жизни все-таки шла речь. – Я заберу дочь Радана.
Глава двадцать вторая
Празднование именин Илиаса в итоге для меня прошло как в тумане. По большей части.
После своего возращения к домочадцам я влилась в шумную толпу, где вместе со всеми и отплясывала, и принимала подарки, и играла с ребятней, показывая всем своим видом, что ничем иным более заниматься не намерена.
Хотя и Тирхану, и Амадео было очень интересно, куда делся герцог, что в итоге произошло, и отчего я сменила наряд… И, конечно же, если мужчины не заметили изменений (а если и обратили внимание, то тактично сделали вид, что ничего не видят в моей прическе), то вот женская часть сразу углядела то, чего в моих волосах раньше не было. Пусть и я старалась прикрыть появившуюся серебряную прядь (к моему огорчению, достаточно приличный локон пострадал, благо, что один).
Впрочем, грустила я недолго, потому что в мужской братии все же оказался глазастый и совершенно нетактичный паренек, который углядел смену образа и провел параллели с собой, уверившись, что я точно его мама.
Переубеждать Рудика я и не пыталась. Они все мои, хоть и не по крови. Моими навсегда и останутся.
Однако я не торопилась удовлетворить ничье любопытство. Все вопросы, заданные прямо, и попытки вывести меня на откровенный диалог остались без ответа. Потому что вечером, заметив усталость Илиаса, я отправилась с ним спать, проигнорировав любые намеки – мне требовался отдых и время, чтобы собраться с мыслями.
Радана я оставила в деревне Адузовцы, в своем хозяйском доме под присмотром жрецов, помощников Шевы и Авеша.
Впрочем, и самих жрецов затолкала в гостевые покои под пригляд жены Севрима, потому что выглядели они – краше в гроб кладут. Это физически. А вот их психологическое состояние… Вероятно, такое количество счастья на лицах я видела только у детей. Причем совершенно неподдельного, искрящегося восторга.
Наверное, воспитывайся я в этом мире, тоже бы блаженным огнем горела только от мысли, что боги избрали меня священным сосудом для своего волеизъявления. Но я неместная, чем и горжусь. Поди тут не гордись, когда местные порядки такие, что хочется отбеливателя купить и залить им весь мир… И начать, конечно же, с власть имущих.
Понятно, что во всех мирах и странах нечистых на руку хватает. Но такого бесчинства на один квадратный метр – даже для меня многовато.
Проснулась я еще до рассвета. Проснулась сама и, можно сказать, вполне отдохнувшей. Голова была ясной, тело тоже радовало энергией. Более того, я впервые ощущала, что готова провести ритуал. Безо всяких подсказок жрецов и выбора удачного момента. Понятно, что самым главным ориентиром были божественная энергия и морф, который спал уже довольно приличное время.
Хотя правильнее сказать, спало его человеческое «я». Зверь же для естественных надобностей и потребностей раз в три-четыре дня на часок просыпался. Чтобы, чуть ли не как медведь, наесться и в кустики сбегать.
Я лежала, глядя на Илиаса, и прокручивала в голове сон, который мне показало Сердце.
У нас уже давно вошло в традицию – после того, как озеро пробудилось, оно, как Шахерезада41, рассказывало мне каждую ночь сказку. Конечно, ничего сказочного в этих видениях не было. Мне показывали все, что происходило после того, как дитя богов добровольно принесло себя в жертву. Так что местные мифы все же были правы в том, что ребенок богов существовал. Но… Сказки – это, конечно, замечательно, однако ведь истина в ином.
Я уже приличное время наблюдала за тем, как развивался этот мир, как именно и ради чего происходили в нем войны. И главный фокус, конечно же, был на самой масштабной Великой Войне, после которой и началось вырождение магов, а заодно произошла практически полная утрата «корней» и памяти об исторических событиях. Речь шла о том самом короле Рохане из рода Амбралия, который обладал тройным даром и был уверен в том, что если истребить как можно больше одаренных, то их дар разделится между оставшимися одаренными с активным даром. Радраки42 создавались противоборствующими одаренными родами специально для него и его свиты.
Я знала наверняка, что точно такие же сны видел и морф. Его человеческое «я» блуждало по закоулкам исторической памяти практически беспрерывно. Это я вот по утрам просыпалась, занималась делами, жила… И как-то пыталась уложить в голове чужие и навязанные образы.
Не знаю, как его сознание выдерживало… Не будь у меня такого мощного отвлекающего фактора, как повседневная жизнь,
