Серебряная герцогиня - Анастасия Разумовская
Король забросил бекон на сковороду, посолил и добавил приправы. Аппетитный аромат заполнил кухню. Ульвар какое-то время молча размешивал блюдо деревянной лопаткой, а затем продолжил:
— Предположим, я бы всего этого не сделал. И Альдо стал бы хранителем. И вот представь: перед ним кто-то оклеветал бы меня и Эйдис. Например, султан. Всё тоже самое, только не от меня. Чтобы сделал Альдо? Как думаешь? А я вот знаю теперь: отправился бы меня убивать, невзирая ни на какие вассальные клятвы, не разбираясь, не попытавшись расспросить Эйдис… Вот только я, возможно, не был бы к такому готов. А, может быть, в заблуждении и ярости мой герцог перешёл бы на сторону султана вместе со своим щитом. Джайри, пойми: неважно, совершенно неважно, правда или ложь, то, что делал я. Важно, как в этой ситуации повёл себя он. Южный щит хранит Элэйсдэйр от войск султана. Как я могу его доверить неверному мне человеку? И, кстати, таким же неверным своему герцогу лордам.
— Ты их пытал! Поэтому на Альдо…
— Да, конечно. И что? Джайри, это не были те жуткие пытки, которые ломают психику и повреждают тело так, что его нельзя потом восстановить. Дыба, кнут и запугивание — ничего больше. Ничего, что не может выдержать человек чести. Кстати, предавали не все.
— Ты себя слышишь⁈ Ты пытал невиновных людей!
Джайри полыхала от с трудом сдерживаемой ярости. Ульвар равнодушно вбил яйца. Сразу шесть. Обернулся к ней, посмотрел с насмешливой улыбкой в возмущённые серые глаза.
— И что, Джайри? Это — воины. Это — надежда и сила Элэйсдэйра. Люди чести. А если завтра их станут пытать в застенках султана? Проклятье, Джай! Когда из моего тела вырезали наконечник стрелы — знаешь, есть такие, зубчатые? — мне было больнее. Намного. Я был тогда ранен и в живот, и мне нельзя было даже вином заглушить боль. Поэтому я имею право сказать: если ты не выдержал слабых пыток, то какой ты нахрен рыцарь? Твой отец год — Джай, целый год! — находился в плену у кровавых всадников. И его пытали. Совсем не так, как я южных рыцарей. Ты же знаешь, что он забил потом все шрамы татуировками, и оказался ими покрыт сплошь. Но не предал королевства. Вот и вся разница. Когда при виде дыбы теряет совесть и честь крестьянин, торговец или женщина, я могу понять. Но когда — воин… Зачем мне и королевству такие воины?
Джайри зазнобило. Король взял плащ и протянул ей.
— Укройся. Элэйсдэйр ждут огромные перемены. Я буду ломать всё старое, и строить всё по-новому. Больше не будет хранителей. И щитов — не будет. Королевство станет единым. С едиными для всех законами. У меня — один народ, и я не делю его на медведцев, котиков, горняков, южан… Нет. И подданных не стану делить на людей чести и людей сохи. Все равны перед королём и перед законом. Лорд ты или столяр, но, нарушив закон, ты будешь наказан. Не будет того, что одним рвут ноздри и режут язык за хулу на короля, а другие строят заговоры, но их нельзя тронуть, потому что они чьи-то там потомки. И войска станут регулярными. Моими, Джай. Они не будут подчиняться никому, кроме короля. А не как сейчас: у каждого герцога и лорда собственные. И, если хранитель захочет, они выйдут против короля. Как войска Юдарда проклятого. Как чайки твоего отца. Я открою университет и заведения — не придумал пока как их назвать — где те, кто не может нанять учителя, будут получать азы грамотности. Хочу, чтобы грамотными стали все слои населения, а не только дворянство. Но вряд ли получится при моей жизни. Однако, я начну.
Джайри снова закрыла лицо руками. Раненное сердце сжала судорога. Как же она любила вот это в нём! Способность оторваться от привычных норм и правил, желание изменить мир к лучшему. Любовь к королевству и к своему народу.
Но… Лэйда… Он убил Лэйду. Как в одном человеке всё это может сочетаться?
Ульвар продолжал, презрительно кривя губы:
— Вот эти все… потомки древних королей, каждый из которых мнит себя равным мне… Вспомни Совет, на котором мы говорили о строительстве университета. Ты помнишь, что сказал Альдо? — и передразнил противным голосом: — «Мне не нужны виноградники». Да юдард раздери! Альдо не нужны виноградники! Медведцы презирают ремёсла: только воины. Лэйда требует соблюдать дряхлые законы: «Я сама буду судить Берси». Берси! Бандита и мерзавца. Ну что, осудила? У неё был месяц, Джай. И она знала, что этот подонок приговорён к смерти королевой. Каждый, Джай, каждый из хранителей тащит общее одеяло на себя. Кроме разве что Юдарда. Каждый из вас смотрит только на свой щит. Даже ты.
Джайри вздрогнула, гневно взглянула на него:
— Ну так убей меня. Ты хотел забрать мой щит, верно? Забирай же!
— Я уже его забрал. Разве ты не поняла? — прошептал Ульвар, с внезапной, чуть насмешливой нежностью посмотрев на неё. — В чём-то Тивадар случился вовремя.
— Поэтому ты не отпускаешь меня в Серебро…Поэтому, а не из ревности, ты был так резко против, чтобы я выходила замуж, да? Тебе просто не нужно было, чтобы я родила наследника!
— Верно, Джай.
Она горько рассмеялась.
— Тогда зачем ты мне помешал? Если бы я утонула, ты стал бы безраздельно владеть Серебром…
— Да, это было бы превосходно, — в его взгляде полыхнула ненависть. — Отличная мысль, Джай. Светлая всё же у тебя голова. Это действительно то, что я был бы должен сделать, иначе я поступаю как Эйд.
Ульвар криво улыбнулся, снял сковороду, скинул полусырую яичницу в тарелку, поставил тарелку на стол и сел. Джайри, бледная и решительная, пристально наблюдала за ним.
— Знаешь, я всегда осуждал отца. Чтобы ни говорила мама о древних проклятьях и великой любви, ради которой… Но… Он выбрал одного человека, осудив сотни тысяч других. Я думаю, он поэтому не принял корону. Понял, что кишка тонка. Я так не поступлю, Джайри. Между тобой и королевством, между тобой и благом моего народа, я выберу не тебя. Прости.
Джайри почувствовала, как по её щекам побежали слёзы. Удивилась: почему она плачет? Зачем? Не всё ли ей равно? Он убил Лэйду… Ульвар задумчиво продолжал:
— Если однажды
