К. Уилсон - Пурпурные крылья
Таня покорилась его искусным пальцам и движениям. Все что она чувствовала в этот момент, это как его член входит в нее, и тут же покидает. Их тела переплелись, а простыни запутались вокруг конечностей. Их руки хаотично блуждали по телам друг друга, гладя и лаская, а тела двигались в плавном ритме, подсказанном откуда-то свыше, подходящем лишь ей и ему, и их сердцам, бьющимся сейчас в унисон. Одно чувственное движение порождало другое. Одна эротическая фантазия сменялась следующей.
И на этот раз они достигли кульминации, рассыпавшись на мириады осколков-звезд, падающих в миры творения.
— Ты ненасытен. Скажи-ка мне, это мои «девочки» и зад тебя так возбуждают?
— Твои «девочки» и зад? Я лю…
Она прервала его, прижав свой палец к его губам:
— Не говори этого, пока ты на самом деле не почувствуешь это.
Один за другим он перецеловал ее пальцы.
— Мои чувства исходят из самой глубины сердца, Таня. — Он говорил правду, не в силах облечь в слова все те чувства, которые испытывал к ней.
— Скорее всего, ты заскучаешь со мной.
— Что-то мне не верится в это.
— Ты искусный любовник с богатым опытом. И у тебя была уйма женщин.
— Большинство из тех женщин, с кем я вступал в отношения, были тобой. — Она была всем, что он знал.
— Моя работа сопряжена с опасностью. Не думаю, что тебе хочется постоянно спасать меня. На тебе может выйти полиция. Барри Чен, самая ярая ищейка во всем мире, уже напал на ваш след. Да и твой народ не стеснялся в выражении своего мнения.
— Я не просил тебя, чтобы ты бросила свою работу, Таня.
— Это вертелось на кончике твоего языка всякий раз, когда мы виделись.
Алек опешил от этих слов. Каким образом она умудрилась узнать о том, что у него на уме? Возможно, ее воспоминания о нем настолько прочно укоренились в ней, что все ее ощущения в отношении него были само собой разумеющимися?
— Что ты хочешь этим сказать? Что ты будешь заниматься своей работой, даже если она будет стоить тебе жизни? А если бы я сказал тебе бросить работу, ты бы решила, что я хочу контролировать тебя, не так ли? Да будь я проклят, если так поступлю. И проклят, если не сделаю этого.
Алек понимал, что «перегибает палку». На какую-то долю секунды он увидел, как в Таниных глазах промелькнуло отчаянье. А еще он понимал, что она вновь уклонилась от этого разговора.
Таня отвернулась от него и, встав с постели, направилась в ванну.
— Я в душ.
* * *В тот же день, во время обеда, Таня и Дорис сидели в кафетерии. Им представился тот редкий случай, когда они могли совместно пообедать. Зачастую, Таня отправлялась перекусить в «Бургераму», или же ей приходилось работать во время обеденного перерыва.
— Так кто же этот счастливец?
— А ты угадай.
— Я слишком стара, чтобы гадать. Ну же, расскажи мне, — взмолилась Дорис.
— Не-а.
— Таня.
— Дорис, ты знаешь, кто он, — ответила Таня и откусила кусочек от ржаного сэндвича с ветчиной и горчицей, кусочек листика салата упал на ее колени.
— Это — он?! — Она прикрыла рот ладонью.
— Это он, — подтвердила догадку подруги Таня и положила в рот упавший салат.
— Он красив и богат.
— У него масса достоинств и помимо этого.
— Давай защищай своего мужчину.
— Дорис, он хороший человек.
— Боже… да он трахнул тебя.
Таня смущенно потупила взор на сэндвич.
— Ну, спасибо тебе, Дорис.
* * *Жаклин Уильямс-Тонг потушила свет в своем доме, расположенном в районе Бруклина, и потерла живот, заметно округлившийся на пятом месяце беременности. Жаклин сделала глоток воды и подумала о том, какая же все-таки она счастливица. У нее есть муж, которого она обожает, а вскоре появится и малыш. Она не потушила свет в коридоре, ведущем в ванную комнату. Сейчас ее мочевой пузырь взывал к физиологическим нуждам чаще обычного, особенно по ночам. Жаклин легла в постель со стаканом воды. Закрыла своего «лучшего друга» — лэптоп, на ночь и, не ожидая звонка от своего мужа, Шона, отключила телефон.
В ее жизни все было чудесно, кроме отношений с младшей сестрой, Таней. Так или иначе, но ей придется помириться с ней. Ее дочь, Танина племянница, появится на свет через четыре месяца и им не стоит пререкаться, ни на момент рождения ребенка, ни сейчас. Этот период их жизни им следует отвести для празднования. Жаклин посмотрела на радиотелефон. Благодаря лунному свету, льющемуся в окно, ей были видны цифры на кнопках телефона. Как же ей начать разговор? Что же ей сказать?
Она взглянула на радиочасы. Несмотря на темень на улице, еще было рано.
— Она еще не вернулась домой, — сказала она себе.
— Не будь так уверена.
— Кто здесь? — Она увидела два красных глаза выплывших к ней из темноты. Жаклин пронзительно закричала и выронила из рук стакан с водой. С глухим звяканьем он упал на пол, разливая воду на ковер.
Раду наклонился к Жаклин так, чтобы она смогла видеть его лицо в лунном свете. Он обнюхал девушку, словно она была горшком с ароматным варевом, тушившимся на плите. Жаклин замерла.
— Мы с тобой на славу повеселимся. Я люблю плодовитых женщин.
Жаклин отодвинулась от него как можно подальше. На прикроватной тумбочке мужа, она увидела книгу. Раду повернул ее голову на бок, оголив шею. Девушка почувствовала его теплое дыхание на своей шее. Ее пульс дико забился, а в груди бешено заколотилось сердце. Его зубы коснулись ее кожи. Она закрыла глаза и завизжала. Это был душераздирающий крик, она даже сама не ожидала от себя такого. Жаклин почувствовала, как клыки вонзились в ее шею.
А затем пустота.
Она перестала кричать и открыла глаза, почувствовав, как мужчина отодвигается от нее. Ее глазам открылась невероятная картина. К носу ее, так называемого, злодея, был приставлен кончик меча. Она пробежалась взглядом по лезвию меча. Включила свет и отчетливо разглядела их… двух мужчин, похожих друг на друга внешностью и ростом, возвышающихся над ней и обменивающихся грозными взглядами. Один из них держал в руках длинный, тяжеловесный меч, приставив его к носу другого. Жаклин увидела, как из носа ее злодея сочиться тонкая струйка крови.
— Ты допустил оплошность, дядя.
Раду предостерегающе рыкнул на Алека.
— Как ты узнал?
— Личный секрет. Нам стоит сделать это здесь или же ты предпочитаешь дождаться Вышеградской схватки и умереть с некоторой толикой чести?
Со свирепым рычанием Раду отступил.
— Этот миг уже близиться, он не за горами. Ты убил десятерых моих людей.
— Они были моими, прежде чем ты заполонил их сердца страхом. Я с нетерпением жду нашего поединка.
