Гимназистка. Под тенью белой лисы (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна

— Детская травма, — недовольно ответил Львов. — Лет десять назад мы с отцом совершали поездку по стране, ну и… Не люблю вспоминать эту историю, поскольку показал недостаточное владение своим зверем. Но у неё такая аппетитная морская свинка, между прочим, размером значительно крупнее нормы, на такую даже львам охотиться не зазорно.

Он дёрнул ухом и тяжело вздохнул, очевидно, переживая прошлую неудачу: то ли представительскую, то ли охотничью.

— Отобрали? — невольно посочувствовала я.

— В последний момент, прямо из зубов вытащили, — согласился он. — Иначе мог бы случиться конфуз.

— Вот почему её отцу такие преференции дали! — оживился Тимофеев. — Ой, простите, Ваше Императорское Высочество.

— Прощаю, — вальяжно ответил он. — Но да, именно поэтому. Мне иногда кажется, что мы имели бы куда меньше проблем, если бы я её тогда съел.

— Мне кажется, Ваше Императорское Высочество, что деятельность Свиньина-Морского следует просто тщательно проверить, после чего поводов для отставки найдётся множество, — заметила я. — За прошедшие годы ваша семья наверняка уже искупила ущерб, причинённый Полине Аркадьевне.

— Возможно, возможно, — протянул он. — Но, Елизавета Дмитриевна, я пришёл сюда не за тем, чтобы говорить о Свиньиных-Морских.

Полог он поставил быстро, выказывая значительный опыт, но такой дырявый, что его пробил бы самый слабый маг. Впрочем, маг, пробивающий пологи цесаревича в присутствии его охраны, должен был страдать слабоумием или суицидальными наклонностями. Таких здесь не оказалось, поэтому дальнейший наш разговор никто не подслушал.

— К сожалению, я не смог выполнить вашу просьбу касательно поручика Хомякова, — с грустью сказал он. — Вы сами, наверное, уже поняли почему.

— Потому что ваша сестра, Ваше Императорское Высочество, его подставила, если говорить прямо.

— Зачем же так грубо, Елизавета Дмитриевна? — поморщился он. — Ольга никого не подставляла, если использовать ваше выражение. Есть свидетели происшествия, и не один.

— У меня тоже есть свидетели, Ваше Императорское Высочество, что в это время Николай находился со мной. И тоже не один свидетель.

— С вами? — неприятно удивился он. — И вы так спокойно говорите о столь неприличной ситуации?

— Со мной, — подтвердила я. — И повторю это на суде, если понадобится. Не вижу ничего неприличного в том, что поручик Хомяков мне помог в очень важном ритуале.

— Неужели, кроме него, вам было некого попросить?

— Некого. Мне нужен был оборотень, которому я доверяю. И где я могла такого взять?

— А я? — удивлённо сказал Львов. — Елизавета Дмитриевна, неужели вы мне не доверяете?

Удивление было столь естественным, что я удержала рвущийся ответ о том, что я мало кому доверяю и имею на то все основания. А уж доверять оборотню, которого видела единожды и который не выполнил ни одного обещания из тех, что дал, было бы верхом неблагоразумия с моей стороны.

— Не думаю, Ваше Императорское Высочество, что я осмелилась бы побеспокоить столь важную и занятую персону, — вывернулась я.

— Это вы зря, Елизавета Дмитриевна, я всегда готов прийти к вам на помощь.

— По вам сразу видно, что вы рыцарь, Ваше Императорское Высочество.

Сказала и испугалась: а вдруг значение этого слова отлично от того, что мне вспоминается, и я сейчас оскорбила члена императорского семейства. Но нет, он лишь довольно улыбнулся, успокоив мою душу.

— А поскольку вы недавно сказали, что готовы прийти на помощь несправедливо обвинённым…

— Позвольте, Елизавета Дмитриевна, я такого не говорил, — запротестовал он.

— Но вы же рыцарь, — сделала я умильную физиономию. — Рыцари всегда защищают униженных и оскорблённых.

— Не всегда, — недовольно ответил он. — И только тех, кто этого заслуживает.

— Поручик Хомяков точно заслуживает. Он же вас спас, — напомнила я. — А его за это обвинили в нападении на Ольгу Александровну, что ни в какие рамки не лезет.

От переживаний я невольно начала жестикулировать, охрана цесаревича заволновалась и подошла поближе. Почему-то пришло в голову, что в случае чего они мне не противники: тот, кто убил пару крэгов, с императорской охраной справится тоже. Не хотелось бы до этого доводить, конечно…

— Суд разберётся, Елизавета Дмитриевна, — довольно прохладно ответил Львов.

— Ваше Императорское Высочество, я сегодня разговаривала со следователем, и у меня создалось впечатление, что поручика Хомякова априори считают виновным.

— Елизавета Дмитриевна, мы не вмешиваемся в расследование. Если поручик Хомяков невиновен, ему ничего не грозит.

— Мне так не показалось, Ваше Императорское Высочество. Поэтому я бы хотела попросить вас о помощи. Вы ведь только что говорили, что я могу за ней обратиться.

— То есть вы хотите, чтобы я вытащил вашего Хомякова, вне зависимости от того, виновен он или нет? — делано возмутился Львов. — Неужели вы думаете, что я поддамся вашим чарам и пойду на нарушение?

— Ваша же сестра пошла, — заметила я. — Правда, я не возьмусь сказать, чьи чары на неё повлияли.

— Ох вы и язва, Елизавета Дмитриевна, — рассмеялся он. — Но тем мне и нравитесь.

— Вы мне тоже симпатичны, Ваше Императорское Высочество, — ответила я. — Иметь такого друга большая честь.

— Друга? — чуть разочаровано переспросил он. — А если Елизавета Дмитриевна, я обращусь к вам со следующим предложением…

— То я отвечу вам встречным, Ваше Императорское Высочество. — Я сделала паузу и бухнула, ужасно страшась возможных последствий: — Ко мне случайно попал некий предмет, который непременно заинтересует вашу семью. Честно говоря, я и раньше собиралась его вам предложить, только не знала, каким образом это сделать так, чтобы не пострадать.

— И что это за предмет?

Он подался ко мне с таким кровожадным видом, что у меня чуть не случилась душевная травма, подобная поленькиной. Ни следа былой доброжелательности в лице цесаревича не осталось.

— Круглый такой, неприятный, доверху заполненный силой Тёмного бога, Ваше Императорское Высочество.

Я сделала шаг назад, показывая, что цесаревич стоит слишком близко. Впрочем, он уже пришёл в себя и сказал довольно небрежно:

— Какая у вас интересная находка, Елизавета Дмитриевна. Не знак ли это того, что она должна войти в ваше приданое и перейти в семью мужа на законных основаниях?

— Я думаю, что этот предмет может войти в приданое девушки из моего клана, при условии, что поручик Хомяков окажется на свободе, — твёрдо ответила я.

— Вашего клана?

— У меня в клане есть замечательная девушка, студентка-целительница, дочь Филиппа Георгиевича Тимофеева. Умница и красавица, — с пылом заправской свахи начала я расхваливать девушку. — Но поручик Хомяков должен оказаться на свободе к вечеру, а не то я подумаю, что этот предмет вам не так уж и нужен и отдам тому, кто решит этот вопрос.

— Всё это время этот предмет был у Рысьиных? — неожиданно спросил Львов.

— Нет, — почти честно ответила я, поскольку всё это время артефакт был у Седых. — Но они были бы не прочь наложить лапу, и не только они. И не просто не прочь, но прилагают определённые усилия, чтобы завладеть.

— Но вы же не отдадите кому попало, — промурлыкал он.

— Разумеется, не отдам. Только вам. Ведь мы же с вами друзья.

— Друзей не шантажируют.

Он столь укоризненно улыбнулся, словно не так давно не пытался шантажировать меня. Огорчается, наверное, что не успел и мне удалось выступить в роли шантажистки первой.

— Разумеется, не шантажируют. С друзьями договариваются.

Я улыбнулась. Очень было похоже, что артефакт интересовал Львова куда больше меня, а значит, мы с ним договоримся.

Глава 37

Львов окончательного ответа не давал, юлил, говорил, что ему нужно подумать, что вопрос слишком серьёзный, чтобы сразу так решать, ни на что не оглядываясь. На что я посоветовала ему думать побыстрее и посодействовать освобождению Николая сегодня, а то ведь я тоже могу подумать над другими предложениями. Конечно, с моей стороны это было немного нагло: шантажировать владельца артефакта тем, что я его собственность передам в чужие руки. Но, насколько я поняла, конкретно с этим артефактом всё было не столь просто и утерявший его терял право считаться владельцем, особенно если утеря случилась давно. И, естественно, я понимала, что сам Михаил Александрович вряд ли урегулирует этот вопрос, слишком многие силы были уже задействованы.