Три подруги и все-все-все - Анастасия Солнцева
Нужно было возвращаться домой.
Нужно было узнать, всё ли в порядке с Нисой и Руськой. За первую я почти не волновалась. Она была с Лозовским, а тот, с его магией ветра, вряд ли позволил бы какой-то волне победить себя. А вот о Фирусе думать было страшно…
Чтобы добраться до ближайшего кусочка суши, у меня ушло гораздо больше времени, чем обычно. Тормозило плечо, которое не желало заживать, а боль — проходить, и я будто бы продолжала чувствовать клыки внутри своего тела и тяжесть повисшей на нём чёрной туши.
Стараясь не думать, о том, скольких знакомых погубила, а скольким из них удалось выжить, я просто плыла, стараясь не стонать от боли и не задействовать раненое плечо, перекладывая основную нагрузку на те части тела, в которых не было дырок.
Я плыла, ориентируясь на потухшую антенну телебашни, виднеющуюся вдалеке. Раньше она каждый вечер вспыхивала голубыми огнями, едва только сгущались вечерние сумерки. Сейчас же она не работала, но известный каждому жителю города силуэт всё равно был видим и узнаваем.
Я быстро теряла силы, а потому приходилось часто останавливаться, чтобы передохнуть. Решившись на перерыв в очередной раз, я легла на спину, широко раскинув руки и закрыв глаза, но отдыхала недолго. Что-то жёсткое ударилось о мою ступню, крутанувшись в воде, я увидела плавающую дверь. Обернулась и поняла: я доплыла.
Прибрежная часть города была разрушена почти полностью. Частные дома содрало с фундамента. Некоторые строения ушли под воду по самую крышу, лишь коньки и дымоходные трубы оставались на поверхности. Другие покосились и частично легли на бок, глядя в звёздное небо щербатыми окнами. Где-то домов не осталось вовсе, они превратились в груду ломанной древесины, укрывающей остатки раздроблённых стен.
Заборы раскурочило, торговые платки смяло вместе с зонтами и прилавками, столбы погнуло и едва ли не завязало узлом. Перевёрнутые машины лежали на дне, беспорядочно разбросанные. Прямо в воду падали разорванные электропроводы, к счастью, электричество по ним не бежало, видимо, успели отключить.
Я медленно двинулась вперёд, отталкивая от себя плавающие ветки, обломки мебели, покорёженные дорожные знаки, шины и осколки пластика.
Вода была очень грязной и оттого очень противной, поэтому я постаралась ускориться и через некоторое время достигла конца улицы. Здесь начинался городской парк, природный ландшафт делал крутой подъём вверх, что было частым явлением для нашей скалистой местности, изобилующей склонами, холмами и обрывами. Ряды густо насаженных сосен крепко врастали корнями в землю, создавая своеобразный барьер. Всё вместе это позволило удержать воду внизу, вдоль побережья. А здесь её почти не было, лишь обломанные верхушки деревьев, заметно прореженная листва и насквозь мокрая почва намекали на то, что ещё недавно здесь царило море.
Я вцепилась в одну из веток, что низко свисала параллельно склону, и карабкаясь по ней как Тарзан по лиане, выбралась из грязной воды. Оказавшись в границах парка, я плюхнулась на прибитую к земле траву, едва дыша.
И не сразу заметила, как что-то рядом пошевелилось.
А когда обратила внимание, отпрянула в сторону, но бледная рука молниеносно вцепилась в запястье и дёрнула на себя. Вскрикнув, я приземлилась на что-то твёрдое, но тёплое. Широко раскрытыми ладонями почувствовала вздох и поняла: я лежу на мужчине, упираясь ему руками в грудь. Тот, кто притянул меня к себе и одним движением отвёл пелену моих волос, упавших на лицо. И я взглянула в глаза Яну.
Низким, вибрирующим голосом он задал вопрос, который я ожидала услышать меньше всего:
— Кто ты?
— Я? — очумело переспросила.
— Да. Ты, — твёрдо повторил он.
— Я… я…, — попятилась, шепча онемевшими губами. — Я — никто.
И начала медленно сползать с него, не разрывая зрительного контакта. Он смотрел с недоумением, будто пытаясь разгадать, что я за зверь такой… А потом хулигански улыбнулся, совсем как мальчишка, который дёргает в школе девочек за косы просто потому, что ему нравится, как они возмущённо взвизгивают, легко подался вперёд, перехватил меня под локоть, крутанул в воздухе и вот уже я лежу спиной на земле. А он лежит на мне, позволяя в полной мере ощущать всю тяжесть его тела. И, кажется, ему эта позиция чертовски нравится, потому что он улыбается широко и радостно.
— Что? Поверила? — спросил он с вызовом. — Даже не надейся. Я никогда тебя не забуду. И никакая магия не сможет заставить меня это сделать.
Когда я дёрнулась, собираясь выбраться из этой ловушки, даже если мне придётся драться с ним за свою свободу, он вдруг сжал меня и попросил:
— Останься.
Ян никогда ни о чём не просил. Никого. И меня в том числе. Поэтому его просьба, такая искренняя, пробивала до самого сердца.
— Нет! — выдохнула я, отворачивая от него своё лицо.
— А если заставлю? — спросил он угрожающе и в целях подкрепления угрозы, задрал обе мои руки над головой, легко взяв в замок одной своей.
— А если убью? — прошептала я ему в губы и позволила увидеть в моих глазах правду. Я ведь действительно могу это сделать. Я буду бороться за себя, даже если бороться придётся с ним.
— А если я буду нежным… если я буду самым нежным… ты останешься?
Он снова и снова заставлял ныть сердце и сжиматься душу.
Я молчала, разглядывая деревья, а он нависал сверху, ласково водя рукой по мокрым волосам и порождая этим волны тепла, которые растекались по телу.
Я не выдержала первой.
— Только если ты откажешься от своей идеи «похоронить» и посадить меня!
— А если откажусь, что получу взамен?
— Ты торгуешься? — не поверила я своим ушам, с яростью поворачиваясь к нему, из-за чего наши губы оказываются так близко, что почти соприкасаются. С моих сорвался лепет: — Я не знаю, чего ты хочешь.
— Ты знаешь, чего я хочу, — выразительно улыбнулся он, и я ощутила эту улыбку кожей, которую закололо тысячей мелких иголочек.
— Нет, не знаю, — ответила сорвавшимся голосом, не имея сил оторваться от его глаз, глядящих так откровенно и жадно, что я ощутила себя самой роковой женщиной на свете. Хотя такой никогда не была.
Я всегда была… обычной. Но в его руках, в его объятиях, меня охватывало чувство, что я не просто НЕ обычная. Я самая большая редкость, в поисках которой не жаль и весь мир обойти.
— Ты войдёшь в мой дом, — заговорил Ян, стерев улыбку и став серьёзным, решительным и суровым. Мы заключали сделку. В этом он был хорош, я