Там, где цветут розы - Лера Виннер
Этим сравнением я утешала себя, отправляясь под венец со своим князем. Говорила себе, что привыкну, что исполнение супружеских обязанностей однажды станет для меня не мучительным, но будничным.
Теперь, когда каждое утро нашей совместной жизни для меня искрилось от любви, оказалось, что нуждавшемся в тепле с самого начала была я сама.
Терпение Исмаэля и забота, не требующая ничего в ответ. Его готовность простить с смириться, фактически принять судьбу проклятого графа, некогда жившего и умершего в этом поместье – обезумевшего от позора эгоистичного мужа, от которого без объяснений и прощания сбежала любимая жена…
Выбирая драпировку и обивку для мебели не по зову долга, а с удовольствием и на правах хозяйки, я любовалась тем, как этот дом оживал.
Вот подросший кот идет по карнизу, отряхивая мокрые от снега лапки.
Вот Тимион, раскрасневшийся и гордый, показывает мне, как ловко он научился владеть шпагой.
«У вас очень одаренные дети!» - уверяет меня Екатерина, их учительница музыки.
Нет, матерью они меня не называют, потому что и не должны. Просто Верена – в этом достаточно доверия и уже любви.
А снега в этом году так много. Он падает с крыши ночами, собирается в огромные, доходящие мне до колена сугробы.
В те ночи, когда снег стучится в окно спальни, Исмаэль обнимает так крепко, согревает собой, хотя в доме тепло даже под утро.
«Вот удивительно, княгиня. То ли я совсем состарился и лишился ума, то ли эти камни сами себя согревают», – недоумевает тот самый истопник.
Синяя роза, первая, одинокая, хрупкая, не просто выжила. Она поднялась. Приезжая к ней каждый вечер одна или с Исмаэлем, я наблюдала, как она раскрывалась, как стебель становился длиннее и толще.
Отправляясь к старой стене после двух дней непрерывного снегопада, я заранее горевала, уверенная, что не найду ее. Что, раскопав сугроб, увижу мертвый цветок или вовсе ничего не обнаружу. Мой мрачно молчавший всю дорогу князь даже взял с собой садовую лопату, с помощью которой мы могли бы добраться до того, что осталось от удивительной розы, но выронил ее, едва мы приблизились к нужному месту.
Большой, красивый и здоровый цветок возвышался над белоснежным покровом, а рядом с ним выбрался еще один стебель, на котором уже качался плотный бутон.
Он расцвел еще через день, и, стоило лепесткам раскрыться, за ночь рядом с ним появился новый росток.
– Когда они успевают?..
– Нужно ли нам это знать? – Исмаэль отвечает так, что я невольно соглашаюсь.
И правда. Чуду можно только доверять.
удобрять промерзшую землю бессмысленно, да и наша роза не нуждается в удобрении. К третьему месяцу зимы на том месте, где она встретила Исмаэля одинокой, расцвёл целый куст.
– Они выбрались из-под снега, чтобы порадовать тебя, – сказал мой князь.
– А мне кажется, что они тянутся к тебе, – отвечая ему так, я не лгу ни словом, ни мыслью.
Сказочные цветы, уничтоженные не им, но родившиеся вновь для него.
Через неделю после этого разговора, когда застигшая нас в развалинах вьюга становится такой, что не видно дороги, наша первая роза падает. Стебель просто ломается, когда Исмаэль гладит лепестки, и сорвавший сам себя цветок ложится ему в руку.
– Что это, как ты думаешь?
Прижимаюсь к его плечу, не чувствуя ни снега, ни ветра:
– Я не думаю, я знаю. Завтра день рождения нашей княжны. Теперь у тебя есть для нее самый удивительный подарок.
Он как будто не верит, но принимает розу, как самый драгоценный дар, укутывает её, хотя мы оба знаем, что ей нипочём ни метель, ни холод, ни ветер.
Тайра радуется ей так искренне. Так, что светятся глаза и руки дрожат от волнения:
– Она ведь будет жить в воде, правда?
Чистая детская надежда, наивная просьба маленькой девочки к цветку: «Живи».
И роза живёт. Стоит на столе в её комнате, закрывается на ночь, чтобы он утром снова разомкнуть бутон. Аромат, тонкий и нежный, но не приторный, наполняет воздух, стелется по коридору.
Мне кажется, что я ощущаю его даже в нашей спальне. Когда Исмаэль во мне, и я цепляюсь за его плечи так доверчиво и уже привычно, он ласкает мою кожу одновременно с мужем, оседает в волосах. Постепенно, но неотвратимо становится ароматом нашей страсти.
Эта страсть восхищает и завораживает, пугает и заставляет с нетерпением ждать нового дня.
Матушка говорила, что чрезмерные чувства вредят браку. Наставляя меня, она повторяла, что честное исполнение супружеского долга – всё, что требуется от мужчины и женщины.
Однако всякий раз, когда Исмаэль любил меня, я забывала обо всём на свете, и, если бы в такой момент передо мной явились все Высшие силы, я не сумела бы ответить: женаты мы или обезумевшие друг от друга любовники, жива ли я вообще или уже очутилась в лучшем из миров, где князь меня встретил?
С ним я не просто не знала стыда. Мы оба так быстро научились говорить прямо: «Сделай так еще раз», «Как хорошо…», «О, пожалуйста!».
Лёжа рядом со мной в одну из наших восхитительных ночей, Исмаэль позволил себе слезы – горячие, беззвучные, такие нужные.
Сильный мужчина, даже на похоронах первой жены, матери своих детей, не позволил себе плакать. Стоявший над гробом молча, а после как будто застывший.
– Я так счастлив с тобой.
Нехитрая и общая правда, от которой хочется потереться щекой о его шрам, пощекотать горячим и влажным дыханием завязанную в узлы кожу.
– Мне кажется, я ни с кем и никогда не смогла бы быть счастлив
9.
Снег весной в этих краях сходит быстрее. Не превращается в жидкую, скованные последним морозом грязь, но убегает тонкими прозрачными ручейками в поля, пробуждает землю, готовя её к рождению обильно урожая.
К тому моменту, когда крестьяне выходят сеять, основания старой полуразлившейся стены уже не видно – розы растут вдоль неё с обоих сторон, ползут вверх, как плющ, обвивают и присваивают камни. Прирученные, спрятавшиеся свои шипы ради близости к людям, они вызывают восторг и трепет.
Князь Исмаэль не запрещает рвать, но рука ни у кого не поднимается.
Влюблённые назначают свидания под ними. Дети прибегают поиграть, а девушки, которым вскоре придёт пора становиться женщинами, загадывают себе хорошего жениха, шепча
