Сердце Короля Теней - Сильвия Мерседес
– Прореха! – кричу я, подавая сигнал ближайшим из моих ортоларок. Они одолели второго великана и спешат назад, к пробитым воротам. Мифаты изо всех сил стараются заделать те повреждения, что нанес боевой молот циклопа, но теперь им грозит натиск обезумевших от вирулиума воинов. Прежде чем ноксаурийцы добираются до дыры в воротах, сверху на них опускаются морлеты. Каменные булавы пробивают черепа и отшвыривают воющие тела в разные стороны. Берсеркам не сравниться с трольдскими воинами.
Я заставляю Кнара сделать медленный поворот, украв мгновение, чтобы перевести дух, и оглядываю поле внизу.
– Добро пожаловать обратно, тупая ты зверюга, – рычу я. – Хорошо вздремнул? – Кнар фыркает, и дым кольцами вырывается из его ноздрей.
– Трольд! – Я перевожу взгляд вниз, туда, где на земле распростерлось тело великана. Ликорн взобрался на своем скакуне вверх по холму спины гиганта и теперь воинственно машет в мою сторону своим объятым пламенем клинком. – Вернись и сразись со мной! Или ты боишься драться на ровной земле?
Пора избавить поле боя от этой угрозы.
Пришпорив Кнара, я мазком тени опускаюсь вниз. Я все еще безоружен, но мой меч торчит из глаза великана. Свесившись с седла, я протягиваю руку и хватаюсь за рукоять, когда мой морлет проносится мимо. Ликорн прыгает на меня. На мгновение мой обзор перекрыт красным ревущим пламенем. Его меч опускается вниз по смертоносной дуге. На этот раз, когда я блокирую удар, с вирмейровой сталью встречается клинок из живого черного алмаза. Наше оружие сталкивается; по руке моего врага пробегает дрожь. Наши лица близко, взгляды сцепились. В его глазах на миг мелькает сомнение.
Сильно толкнув, я отбрасываю его от себя, и в ту же секунду Кнар атакует своими большими клыками, нацелившись на горло единорога. Огненная тварь легко уходит в сторону, но я вновь подвожу Кнара вплотную. Уверившись, что мой меч выдержит, я перехожу в нападение, обрушивая на врага поток сокрушительных ударов. Ликорн хорошо обороняется, но он не готов к полной силе воина-трольда. Когда наши клинки встречаются в пятый раз, он чуть не вылетает из седла. Сверкнув зубами, он уводит единорога в сторону, прокладывая между нами некоторое расстояние, прежде чем развернуться для очередной атаки. Его преимущество кроется в легкой скорости его маневров; он знает, что грубой силой ему меня не одолеть.
Вокруг нас поле перед стеной цитадели заполняется кровопролитием. Теперь защитные чары ослабляет множество пробоин, новые открываются быстрее, чем Мифаты успевают усиливать заклятье. Ноксаурийцы текут внутрь – и тут же встречаются с крушащими булавами моих ортоларок. Земля стала скользкой от почерневшей от яда крови берсерков. Может, у Рувена и много бойцов, но этой ночью победу одержим мы. С каждой секундой я все больше в этом уверен.
Как будто вдруг осознав то же самое, ликорн ревет от свирепой ярости, прежде чем снова броситься на меня. Голова его единорога опущена, пылающий рог нацелен прямо в грудь Кнара. Я дергаю за уздечку и тут же поднимаю Кнара обратно в воздух. Он подбирается, прыгает, проплывает над единорогом по изящной дуге. Когда мы находимся в верхней ее точке, его тело подо мной содрогается. Он издает звук, который на моей памяти ни разу не исходил из глотки морлета, – жуткий, задыхающийся писк. Пламя плещет по обе стороны от нас, прогревая мою броню насквозь.
Затем мы падаем на землю. Катимся кубарем. Если бы не мои трольдские кости, то шея бы уже переломилась, а скелет был бы стерт в порошок.
Наконец мы останавливаемся. Я лежу на спине, глядя на далекое, истерзанное магией небо, бурей бушующее над моей головой. Что-то тяжелое давит на меня. Черное, плотное, горячее. Мои ноздри заполняет мерзкая вонь горелой плоти, достаточно резкая, чтобы я начал хватать ртом воздух. Мои побитый мозг пытается разобраться, что только что произошло. Потому что это тело на мне… это Кнар. Мой раненый морлет не просто исчез из этого существования, отправившись ожидать, когда я снова его призову. Он мертв. Тяжелый, плотный. И мертвый.
Вокруг меня лужей собирается кровь, черная и дымящаяся, разъедающая мою броню. Я пытаюсь подсунуть руки под тело морлета, столкнуть его с себя и освободиться. Что это за колдовство? Морлеты – существа, не связанные оковами физического тела. Он не должен быть запертым в этой форме, не должен быть способным умереть.
Внезапно вес возрастает. Надо мной нависает окутанная пламенем фигура ликорна. Он стоит, опираясь ногой на труп Кнара и подняв меч. Он пронзит меня, пока я лежу, придавленный к земле? По моим конечностям раскаленным добела жаром проносится ярость. Руки мощно толкают, откатывая тело Кнара, сбивая ликорну равновесие. Он отскакивает, а я встаю на ноги, возвышаюсь над ним, мои лицо и броня почернели от крови морлета. У меня нет меча; это неважно. Я разорву его на куски голыми руками.
Ликорн видит смерть в моих глазах. Он пятится, уворачиваясь от моих ринувшихся к нему рук, затем пытается вновь взобраться на единорога, который стоит неподалеку. Прежде чем он успевает ухватить поводья, над головой проносится тьма. Он пригибается, чудом избежав вышибающего мозги удара булавы одного из ортоларок. Его единорогу не так повезло. Мощный удар приходится ему прямо в висок. Зверь взвизгивает и отлетает прочь, как будто он всего лишь сон. Однако приземляется он жестко, его тонкие ноги дергаются, раздвоенные копыта бьют по воздуху.
– Элидарк! – кричит ликорн и делает три широких шага. Прежде чем он успевает сделать четвертый, серебряная вспышка падает между ним и его зверем: тонкая сеть из плетеных чар, одна из той дюжины, что как раз для этой цели дал мне и моим людям маг Арторис. «Нити свиты из волокон цветка черора, – сказал он нам, – для магии единорогов он токсичен. Это единственное средство защиты, которое у нас есть против этих проклятых тварей, но оно сработает – если сумеете подобраться достаточно близко, чтобы им воспользоваться».
Серебристая сеть опускается на голову единорога, на его плечи, бока, мягкая, словно облако, легкая, словно туман. В тот же миг, как она касается этой пылающей плоти, пламя единорога гаснет, его будто задули, как свечу лунного огня. Это тело, что только что было объято красными сполохами, падает наземь черной тлеющей грудой.
Ликорн бессловесно вопит. Его собственное пламя вспыхивает ярче, а затем гаснет в тот же миг, как и пламя единорога. Он бросается вперед, его ладонь тянется к сетке, силясь ее снять, но жизнь будто разом
