Сильфида и дракон - Марина Кравцова
— Сейчас узнаешь. И не поверишь, что все это я сделал, лишь выдавив до капли морозную магию из маленькой снежной феи. А теперь последнее. Этому костру, — он кивнул на голубой огонь, которым пылали огромные желтоватые кости, — нужно топливо.
— Топливо? — бестолково переспросил Дуглин.
— Да. Разумное существо с душой. Ты… — Валерн сильно тряхнул Дина, — подойдешь.
Он не заметил, как совсем рядом мелькнул лазурный сполох. А в следующий миг яркий крупный лис с шерстью темно-синего цвета вцепился альву в бок острыми зубами. Вскрикнув от боли, король выпустил Дина и тут же получил от него удар, сбивший с ног. Валерн было вскочил, но Гардар отбросил его от принца мощным крылом — прямо на магически пылающий скелет дракона. Голубое пламя жадно потянулось к невольной жертве, обхватило тело альва своими длинными языками… Валерн страшно закричал. Огонь не сжигал, но замораживал заживо.
А дальше произошло то, чего никто не ожидал.
Валерн исчез, осыпавшись ледяной крошкой, и драконий скелет, поглотивший его душу, облился синим светом, уже почти нестерпимым. И из этого мертвенного света, который не радовал, но пугал, поднялся костяной дракон, вместо шкуры покрытый сверкающим льдом. От него исходило ощущение ужаса и безысходности.
Чудище расправило отвратительные крылья и тяжело поднялось в воздух. Оставшиеся внизу зачарованно следили за ним. Даже Гардар оцепенел. А костяной дракон, перед тем как отправиться восвояси, вдруг вновь стремительно снизился, и, падая на Дина, ухватил его когтями. Потащил с собой в небо, все наращивая скорость, а когда грифон кинулся следом, отбросил его ударом страшного крыла. Перекувырнувшись в воздухе, Гардар выпрямился, презрев боль от удара. Поняв, что слету и наскоком тут ничего не сделаешь, он последовал за обидчиком Дина на расстоянии.
Шаджин и Дуглин медленно приходили в себя.
— Что все это значит? — спросил наконец синий лис, дрожа от гнева и — чего уж там! — от пережитого страха.
— Откуда ж мне знать? — огрызнулся цверг. — Ты сам появился из воздуха, так, может, ты что-нибудь и расскажешь?
На душе у него скребли кошки. Говорила ему Хельга — оставайся. Не послушался. Хотел больше никому не мешать жить. А получилось так, что молоденького парнишку сгубило его желание непременно вернуться на этот треклятый остров…
— Может, и расскажу, — ответил Шаджин. — Хотя ты и был моим палачом по приказу своей злой королевы.
Дуглин смерил бывшую жертву Тирис тяжелым взглядом, но промолчал.
— Я обидел Кюбико, — признался лис. — Не хотел… Но так уж вышло. Потом бежал от друзей в смятении. Что делать, не знал, нет у меня тут другого дома. А жажда крови мучила меня, потому что проклятая твоя хозяйка заразила меня своим недугом. И я вновь отправился к пепельным, на Багряный остров.
— Прямо туда? — удивился Дуглин. — Ах, да. Ты ж невидимкой можешь становиться.
— Просто воздушный облик принимаю. А еще в тех местах туманы не редкость. Мы искали там Альмарис, я многое увидел. Когда простой люд живет в пещерах, а знать наслаждается роскошными садами, все привыкают жить в несправедливости. Мне не жаль было выпить кровь у некоторых пепельных… А потом я, как мог, начал следить за Валерном. Предупредить хотел друзей, если тот что-то затеет… Не успел… упустил его из-под носа… а когда нашел, уже поздно… дракон этот… Дин…
Шаджин замолчал, погрузившись в угрюмую задумчивость.
Каждый из этих двоих по-своему переживал случившееся.
— Что за магия такая? — вновь заговорил синий лис. — Я думал, в этом мире ничего подобного нет. Это ж нежить получилась, иначе не скажешь!
— Да они тут, как я понял, уже магии из других миров понахватались. А этот альв… сильный он чародей, моя девочка рассказывала… этот мог.
— Сколько злобы! Я должен предупредить Тиана.
И тут Дуглин подумал, что очень не хочет оставаться один в этом месте, которое словно нарочно притягивает к себе зло… И не то чтобы ему было страшно. Одиноко? Да, именно это слово. Но что поделать… Он сам для себя все решил.
…Цветок гибискуса прятался в рукаве. Его единственное оружие. Когти морозного дракона, подобные ледяным шипам, насквозь прорвали крепкую кожу охотничьей куртки и теперь впивались в бок. Но Дин-Ри не чувствовал ни боли, ни страха. Он был напряжен до предела, пока чудище тащило его по воздуху, и выжидал подходящий момент.
Руки были, к счастью, свободны, хотя пальцы заледенели от исходящего от нежити холода и еле двигались. И когда дракон проносил его над маленьким островком, Дин, изловчившись, достал золотой гибискус. Солнечный луч, направленный в ледяное брюхо, не повредил чудищу, но нестерпимо обжог его, заставив гулко взвыть и разжать когти.
Принц упал, как и хотел, в воду возле островного берега. Но он не думал, что здесь настолько холодные подводные течения. И так уже заледеневший, Дин с огромным трудом выбрался на сушу и ничком свалился на бурую траву, понимая, что заживо замерзает и его ничто уже не спасет…
Глава 3
Два дракона
Сновидящая Стелла вновь проводила время на вершине высокой башни, глядя на море и небо. Они являли знаки, понятные только ей. Мрачные, тревожные… У сильфиды вырвался тихий мучительный стон, она прикрыла глаза — и услышала шум крыльев, почувствовала движение воздуха.
— Аквилан… — его она узнавала и вслепую. Рядом со Стеллой действительно возник тот, кто уже долгие годы олицетворял в ее глазах все, что было лучшего в сильфах — красоту, свободу, свет, бесстрашие… Вечный восторг полета все еще трепетал легкой улыбкой на его губах, порывистый ветер трепал пепельные кудри… Глаза крылатой женщины засветились, она взволнованно протянула к мужу руки.
— Что с тобой, друг мой? — Аквилан пристально разглядывал любимое лицо, сейчас осунувшееся. — Тревожное видение?
— Да, и очень странное. Это был дракон… Не Тиан, нет. Это покрытый льдом драконий скелет. И он летит к острову Забвения. Пылает холодной яростью и жаждой мести! Аквилан, мы должны предупредить наших детей.
Сильф встревожился.
— Сейчас же лечу к ним!
Стелла вдруг встрепенулась, оглядевшись.
— Стемнело… — растерянно проговорила сновидящая. — Уже стемнело! Сколько же часов я здесь сижу? Пожалуйста, обними за меня Кайми и Альмарис. Я не могу сейчас оставить остров. Неведомая беда может грозить нам всем…
— Милая, — сказал
