Далия Трускиновская - Единственные

– Лида, что там с музыкой? – спросила Анна Ильинична все тем же нехорошим голосом.

– Клара Александровна недовольна, – сказала Лида.

Она не умела врать, тем более – родной матери. Понимала, что Ксюше сейчас достанется, но все равно – соврать не могла.

– Чем недовольна?

– Наверно, Ксюшка мало дома занимается. Играет с ошибками.

– Оксана, ты сегодня сколько играла?

– Час, – ответила бабушке Ксюша.

– Только час?

– Да…

– Все занимаются только час, – наконец вступилась за дочку Лида. Это было не совсем враньем – столько играла днем Маргарита, с чьей мамой Лида иногда беседовала. Но у ленивой Маргариты была музыкальная память – как у маленького Моцарта, ей этого хватало.

– И всем хватает, чтобы выучить урок? – Анна Ильинична смотрела на Ксюшу очень строгими глазами.

– У меня память плохая, – сказала девочка.

– Значит, нужно больше заниматься. Полтора часа, два часа! Пока не запомнишь! И пальцы разрабатывать!

– Я все равно не запомню.

– Запомнишь! Все запоминают, и ты запомнишь!

– У меня нет музыкальной памяти! – вдруг закричала Ксюша. – Нет, понимаешь?

Анна Ильинична даже опешила – впервые внучка ей противоречила.

– Как это – нет?! Как это – нет?! У всех – есть, а у тебя нет?!

– А у меня – нет!

Лида хотела возразить – у тех детей, которые ходят в музыкальную школу, она была изначально, иначе бы их туда не приняли. А Ксюшу взяли, потому что завуч Тамара Андреевна с Анной Ильиничной ходят в одну кулинарку, и когда Анна Ильинична стоит в очереди – то всегда пустит перед собой прибежавшую Тамару Андреевну, даже если поднимется визг и ор. Опять же, вязание. Завучу был подарен модный, по схеме из «Силуэта», жакет. Чисто по-приятельски подарен – отчего бы одной приятельнице на досуге не связать обновку другой приятельнице?

– У всех есть музыкальная память, – уверенно сказала Анна Ильинична, помнившая песенки и частушки довоенных времен.

– А у меня нет!

– Оксана!

Противоречий Анна Ильинична не любила.

– Что, бабушка?

Если Ксюша называла Анну Ильиничну не бабулей, а бабушкой, значит, начинался следующий этап спора.

– Оксана, мы все для тебя делаем. Я не покладая рук работаю, мама работу на дом берет, и все – для тебя, ты у нас одна, все – для тебя! А ты?

– Да нет у меня этой музыкальной памяти!

– Должна быть! Ты просто мало занимаешься!

– Нет! Не должна!

Лида понимала, что мать права. Память можно и нужно тренировать. Но и дочку ей было жалко, хотя Ксюшины выкрики вызывали раздражение.

– А я говорю – мало! С завтрашнего дня будешь заниматься два часа!

Отчего Анне Ильиничне нужно было непременно отдать внучку в музыкальную школу – Лида понимала. Для матери музыкальная школа была символом того, что ребенок получает все самое лучшее, даже самое аристократическое. Задуматься о том, что девочка будет делать дальше с музыкальным образованием, Анна Ильинична органически не была способна. Она просто с детства знала, что дочери директоров и завмагов учатся играть на пианино, и, значит, единственная внучка должна быть не хуже.

– Не буду!

Лида еще не видела такой свою дочку. Ксюша резко вздергивала подбородок, движение было судорожным, очень нехорошим. И рот тоже дергался. Бровки сдвинулись и, к ужасу Лиды, девочка вдруг стала похожа на своего отца.

Это было невозможно, недопустимо! И не должно было в этом доме быть ни единого напоминания о Борисе Петровиче! Из-за которого вся Лидина жизнь пошла наперекосяк! За что, за какие грехи предков, ее единственный мужчина оказался подлецом?

За что она, еще молодая женщина, обречена вспоминать его, а как вспомнит – проклинать? За что ей эта кара – воспоминания о подлеце?

Еще и Ксюшка!

– Ты будешь делать так, как я сказала!

Анна Ильинична понимала одно – нужно выдержать характер. Сейчас пойдешь на попятный – потом придется делать еще уступки.

– Не буду! Не буду больше ходить в эту школу! Я ее ненавижу! Мама! Ты же знаешь! Я ее ненавижу! И Клару Александровну ненавижу! У нее изо рта воняет!

– Ничего у нее не воняет, – ответила Лида.

– Нет, воняет!

– Значит, не пойдешь больше на музыку? – спросила Анна Ильинична.

– Не пойду!

И тут бабушка дала внучке весомую пощечину.

– Марш за уроки! – приказала она. – Тоже мне, разговорилась!

Ксюша, понятное дело, заревела. Но ревела, сжавшись в комочек, даже не пытаясь прижаться к матери.

– И не вздумай ее жалеть, – сказала Анна Ильинична Лиде. – Она у нас одна, нельзя ее лентяйкой вырастить! Нельзя! Ой, божечки мои, что же с вами будет, когда я помру?

Мать права, твердила себе Лида, мать права. Иного способа справиться с Ксюшкой нет. Ребенок закатил истерику – ребенок получил по заслугам, ребенок вразумлен, мать права… Ребенок впервые в жизни закатил истерику, это нужно истреблять сразу и навсегда, мать права…

Нужно вести себя с дочкой именно так, нужно скопировать правильные интонации. Если Ксюшка их понимает – значит, Анна Ильинична все делает правильно и может служить образцом.

Правда, садиться за уроки уже поздно, ребенку пора спать. Но пусть хоть сядет за письменный стол, пусть откроет учебник, какой-нибудь. Через четверть часа можно отправить ее в постель. Главное – чтобы она сейчас послушалась.

– И это только начало, – сказала Анна Ильинична, убедившись, что внучка тупо смотрит в открытый учебник. – А потом – припасай полено.

– Какое полено?

– Кавалеров гонять. Лет через пять самая дурь начнется. Ты у меня смирная была, не гуляла, а она – нет, не смирная. Придется встречать и провожать.

Лида вспомнила – когда ей еще тридцати не было, мать одно время как раз и повадилась встречать. Так, может, просто караулила – не появится ли рядом с дочкой мужчина? Нет, на словах – она была бы рада, если бы Лида устроила свою судьбу. Она это часто повторяла. И она прекрасно знала, что в редакции судьбу не устроишь, там устоявшийся коллектив, а если приходят молодые журналисты – так им девочек подавай. Остается случайное знакомство на улице, в химчистке, в поликлинике, знакомство с провожанием. Вот оно что…

А потом она перестала встречать. Значит, поняла – их маленькой семье никакая опасность не угрожает. И все для всех останутся единственными.

– Ой, божечки мои, как же я устала… – пробормотала Анна Ильинична. – И сердце пошаливает… Вот прямо тут его чувствую…

Лида хотела рассказать, как с ней в музыкальной школе пытался познакомиться мужчина, и поняла: не надо. Или же мать догадалась, что с дочерью случилось что-то неожиданное, но скорее приятное, чем неприятное, и взялась за сердце – чтобы не выслушивать новостей. А и в самом деле – что такое произошло? С другими женщинами это, наверно, бывает не реже, чем раз в неделю. Мужчина заинтересовался, интереса хватило бы на десять минут разговора, а потом он бы встретил и повел домой свою Ингульку. А ей, Лиде, пришлось бы остаться с горестным осознанием, что опять она мужчине не понравилась. Нет, все было сделано правильно – она сразу дала от ворот поворот. И вспоминать тут больше не о чем.