Мертвым можно всё - Евгения Соловьева
Они свернули с тропы и проехали через густой подлесок совсем немного. Белое пятно указало путь, как маяк, и Аластор не сразу понял, возле чего сидит Пушок. А когда сообразил, чуть не выругался. Спрыгнул с Искры и подошел к лежащей на земле оседланной лошади. Старый каурый мерин приподнял голову и жалобно посмотрел на него слезящимися глазами.
– Бедный… – тихо сказала позади Айлин. – Откуда он здесь?
– Полагаю, на нем приехал тот синьор, – ответил Фарелли и негромко выругался по-итлийски.
Аластор сел на корточки, тронул сухой горячий нос. Мерин дышал тяжело и прерывисто, его бока поднимались и опускались, а шкура, вся в потертостях от тяжелой работы и плохого ухода, туго обтягивала ребра. Не чистокровка, даже не армейская лошадь, просто изнуренный крестьянский конек. И насмерть загнанный, хотя еще жив.
– Вот так он нас и догнал, – услышал Аластор собственный голос. – Ему не нужно было спать, а лошадь… что лошадь? Наверное, украл в какой-то деревне…
Мерин смотрел с такой тоской, что на миг Аластору показалось, будто он все понимает. И даже не осуждает людей, только просит, чтобы все побыстрее закончилось. Аластор скрипнул зубами и снова погладил бархатистую морду. Вот за это он и раньше иногда ненавидел людей. Почему-то считается, что лошади созданы Всеблагой только для человеческой пользы и удовольствия. И их можно не только разводить, продавать и дарить, но и загонять до смерти, изнурять бесконечной невыносимой работой, издеваться хлыстом и шпорами. Над бессловесным, но благороднейшим созданием!
Вот чем провинился этот бедняга, всю жизнь покорно возивший дрова и сено? Тем, что подвернулся под руку Барготову ублюдку? А теперь ему даже помочь нельзя! К горлу Аластора снова подкатил тот горький ком, что жег изнутри, когда Кастельмаро бил заклятием лошадей на дороге. Только теперь было еще тяжелее. Вот проехали бы они мимо – и сколько бы этот мерин здесь умирал? Долго, если поблизости нет крупного зверья. А помочь ему никак не получится! Загнанную лошадь невозможно выходить!
Аластор глубоко вдохнул и выдохнул, потянул из ножен на поясе длинный охотничий нож.
– Может, я? – тихо спросил Фарелли, присаживаясь рядом. – Это будет быстро и небольно, я обещаю. Не рвите себе сердце, синьор…
Аластор помотал головой. Не хватало еще переваливать на других то, что должен сделать сам. Да, этому мерину все равно, кто оборвет его мучения, но… зато не все равно самому Аластору! Его учили не только продавать лошадей, но и любить их! Иногда любви приходится быть жестокой.
Он последний раз погладил измученного коня и придержал ему морду так, чтобы каурый не увидел нож. Лезвие чиркнуло по грязной вытертой шкуре быстро и уверенно – и кровь хлынула сразу, словно ждала этого. Мерин опять тихонько заржал, но даже не дернулся, только покосился на Аластора с немой благодарностью. А потом влажный карий глаз подернулся неуловимой знакомой пеленой – и застыл. Аластор встал, вытер почти чистый нож о рукав куртки и сунул его в ножны. Снова вскочил в седло Искры и принялся выбираться из леса опять на тропу. Остальные молча последовали за ним.
На душе было не просто паршиво – да ему волком выть хотелось! Который раз уже судьба тычет его носом в собственную беспомощность, как слепого щенка – в материнское брюхо! Айлин – юная леди, которую он должен беречь и защищать, – на деле снова и снова сама спасает его. Без нее Аластор не ускользнул бы от людей лорда Бастельеро, не отбился бы от демонов. Да что там, даже дорогу без Пушка, по одной карте, искать было бы куда труднее. Фарелли спас их обоих от глупого отравления грибами, а потом был тот выстрел в демона и нож, прикончивший мэтра Денвера. Да, Аластор тоже вытащил его из реки и раздобыл лекарства, но у итлийца счет все равно больше! Да если бы не Фарелли, Аластор бы умер от стыда, опозорившись перед Айлин! Это можно еще к одному спасению жизни приравнять, не меньше, а то и больше.
Зато он, благородный лорд, чувствует себя самым слабым из троих! Не маг, не опытный боец… Это Айлин и Фарелли спасают и берегут его, прикрывают от беды. И если понадобится, пожертвуют собой, лишь бы он дошел до цели…
Тропа стала шире, и гнедая итлийца зашагала вровень с Искрой, а через мгновение Фарелли вкрадчиво произнес:
– У вас такое лицо, благородный синьор, как будто вы хотите кого-то убить.
– Не вас, – буркнул Аластор и тут же устыдился собственной грубости.
И к кому? К человеку, которому снова обязан!
– О, это радует! – жизнерадостно и совсем не обидчиво отозвался итлиец. – Ничего, остановимся на обед, сварим что-нибудь вкусное, и вам полегчает. Большим мужчинам нужно хорошо есть, а из-за этого недостойного синьора, прими его Баргот, мы остались без завтрака. Безобразие!
– Даже спорить не буду, – усмехнулся Аластор. – Хорошо, что живы. А я еще… не поблагодарил вас…
Он бросил быстрый взгляд в спину едущей впереди Айлин, но подруга была слишком далеко, чтобы слышать их тихий разговор.
– Пустое, синьор, – небрежно пожал плечами итлиец. – Я вам тоже кое-чем обязан, знаете ли. И всегда рад быть полезным. А ножом, арбалетом или котелком – это уж как доведется.
– Давно вы занимаетесь этим ремеслом? – помолчав, спросил Аластор, не зная, как подобраться к тому, о чем хочется спросить.
Он впервые задумался, что итлиец выглядит ненамного старше, да и не поймешь по его гладкому тонкому лицу настоящего возраста. Но так легко убивает…
– Лет десять, – по-прежнему беззаботно ответил Фарелли. Возвел глаза к небу, что-то беззвучно посчитал и подтвердил: – Ну да, где-то с шестнадцати. У нас, в Итлии, рано начинают. Жара, синьор, сами понимаете. Апельсины зреют быстро, красивые девушки – еще быстрее, приходится за ними поспевать.
– Вы стали наемником в шестнадцать? – поразился Аластор. – А как же ваше ремесло и мастер?
– Ну, так я не уезжал из города, – ловко выкрутился итлиец. – Одно небольшое дельце там, другое – здесь, ремеслу это совершенно не мешает. На свете полно благородных синьоров, которым требуется ловкая шпага и умение молчать про их секреты. Но такая работа бывает не каждый день, а безделье – мать всех пороков, как говорит мой мастер.
– Он тоже? – вырвалось у Аластора.
Они с Фарелли разом посмотрели друг на друга и хохотнули.
– Но королева очень вас ценит, верно? – ступил Аластор на весьма скользкий лед. – Если выбрала для такого дела…
– Ее величество знает в людях толк, – согласился итлиец, но Аластору показалось, что улыбка на красивом смуглом лице поблекла. – Я чрезвычайно горд ее доверием. Охранять… такую важную особу – это честь.
– Только честь? А как насчет выгоды? Если не секрет, сколько стоит моя… безопасность?
Аластору казалось, что они с Фарелли перекидываются словами, словно мячиком в игре, легко и быстро.
– Хотите знать, что мне обещали за успех? – глянул на него итлиец. – Деньги, разумеется. И дворянство. И… еще кое-какие мелочи…
Его улыбка снова показалась Аластору слишком натянутой. Что ж, королева и вправду не поскупилась. Дворянство – это очень приличная награда! Похоже, она и вправду заинтересована, чтобы они с Айлин вернулись в Дорвенну.
– Я обязательно скажу ее величеству, что вы заслужили награду в полной мере, – пообещал он. И замялся, но все-таки выдавил: – Синьор Фарелли, а когда… когда вы впервые убили человека? Это была дуэль? Или просто схватка? Простите, если это слишком личное…
– Личное? Что вы, синьор, нисколько! – Лицо итлийца было так бесстрастно, а голос так любезен, что Аластор мгновенно пожалел о вопросе, но Фарелли продолжил: – Но вряд ли я смогу
