Кровавая любовь - Карина Халле

— Да, я только наполовину ведьма, — произношу я низким и грубым голосом. — Но также наполовину вампирша.

Он моргает, и прежде чем успевает сфокусироваться на мне, я двигаюсь.

Через секунду оказываюсь на нем, вонзаю клыки в шею, кусая так сильно и глубоко, как никогда раньше, руками царапаю его, ногтями разрываю кожу. На вкус он чертовски ужасен, как чистое первобытное зло.

Джеремайс вскрикивает и пытается отодвинуться. И я чувствую, как он черпает силу глубоко внутри себя, вызывая черную магию, которая, без сомнения, с легкостью уничтожит меня.

Но я готова сжечь нас обоих дотла.

Огонь убивает вампиров.

И большинство ведьм.

Я кусаю сильнее, не отпуская, а затем закрываю глаза.

Черпаю из источника света, что распространяется по всему моему телу, становясь все жарче и жарче. Мое сердце словно в огне, кожа начинает дымиться, вены искрятся, как фейерверки.

И как раз в тот момент, когда я думаю, что вот-вот взорвусь, пламя охватывает все мое тело.

Я становлюсь огненным человеком, каждая частичка моей кожи горит.

Пламя распространяется от меня к Джеремайсу, и он тоже начинает гореть.

Он безжалостно смеется, когда огонь охватывает нас обоих, и мы пылаем, словно факелы.

— Огонь мне не страшен, дитя мое. Ты это знаешь.

— Знаю, — говорю я, когда языки пламени лижут нёбо. — Просто отвлекаю.

Прежде чем он успевает моргнуть, я хватаю ведьмин клинок, который спрятала в складках своего платья после того, как извлекла его из сердца Солона, отступая ровно настолько, чтобы вонзить лезвие прямо ему в глаз.

Он кричит, его глазное яблоко лопается, и я вгоняю лезвие глубже, пока оно не погружается в мозг. Затем вынимаю лезвие и проделываю это с его другим глазом.

Прямо внутрь. Глубоко.

Слышится тошнотворный хлюпающий звук.

Затем я ударяю его ножом в лоб, пробивая кость.

И в сердце.

Пинаю его, пока он не падает на землю. Его тело все еще горит, и в кои-то веки я вижу, что огонь начинает опалять его плоть, магия исчезает.

Я снова беру лезвие, с которого теперь капает его кровь, и провожу им по его горлу со всей вампирской силой, на которую только способна.

Оно с лёгкостью отсекает ему голову.

Я смотрю, как он горит, жду, пока от него ничего не останется.

Затем беру клинок и, спотыкаясь, иду к Солону, чувствуя себя опустошенной и слабой, ведь мне больше не для чего жить. Падаю на колени перед его безжизненным телом.

Затем решаю попробовать еще один шанс на его спасение.

Джеремайс сказал, что я могу создавать адекватных вампиров.

Пришло время проверить это.

Наклоняюсь над Солоном, а затем провожу лезвием по своему запястью, оставляя глубокий порез. Кровь течет ему в рот, забрызгивая лицо, попадая в его немигающие глаза, которые смотрят в никуда. Я протягиваю руку, мысленно произнося миллион безмолвных молитв, и осторожно открываю ему рот, убеждаясь, что кровь стекает и туда.

Можно ли воссоздать вампира? Если вампир умирает, можно ли вернуть его обратно? Считается ли, что смерть была от ведьминого клинка? Хватит ли моих сил?

Или он все равно сойдет с ума, навсегда превратившись в зверя?

Лгал ли Джеремайс?

— Давай, Солон, — шепчу ему, прижимая запястье к его рту. — Давай, Солон, пожалуйста. Пожалуйста, очнись, пожалуйста, очнись.

Ничего не происходит.

— Нет, пожалуйста, — умоляю я. Убираю руку, когда его рот наполняется таким количеством крови, что она начинает стекать по щекам.

Это не работает.

Он мертв.

Ты не можешь воскресить его из мертвых.

Я смотрю на его грудь, на темную открытую рану, от которой разбегаются следы по белой коже, будто от электрического разряда.

Под ней его сердце.

Его сильное красивое сердце, сердце мужчины, вампира, зверя.

Я подношу запястье к ране, снова режу себя, наблюдаю, как кровь стекает на его рану, в сердце. Джеремайс вылечил меня, проделав нечто подобное, но он использовал кровь черной магии. Я же использую свою кровь, полную жизни и света.

И любви.

Кровавой любви.

— Солон, ты меня слышишь? — шепчу я. — Вернись ко мне, пожалуйста. Я здесь. Я жду тебя.

Кровь течет.

Заполняет рану.

Я наблюдаю, как она растекается по его груди, льется на снег и камни под ним.

И по-прежнему ничего.

Закрываю глаза, запрокидываю лицо к небу, слезы капают.

Луч света падает мне на лицо.

Я прищуриваюсь и понимаю, что тучи расступаются, открывая голубые лоскуты неба.

Синее небо.

Больше ни намека на красный.

И тут Солон шевелится подо мной.

Я ахаю и отступаю назад, видя, как он дергается, его грудь вздымается.

О боже мой!

— Солон, — кричу я, прижимая руки к его лицу. — Солон.

Он моргает.

Смотрит в небо, которое соответствует голубизне его глаз.

Затем его глаза расширяются, и он переворачивается, кашляя кровью.

— Тебе это нужно, — говорю ему, и я в таком странном настроении, что мне хочется плакать и смеяться одновременно. — Тебе нужно выпить мою кровь.

Он снова падает на землю, слишком слабый, чтобы говорить или держаться на ногах. Я быстро разрезаю другое запястье и прижимаю к его рту, другой рукой обхватываю его затылок и приподнимаю на несколько сантиметров над землей.

— Пей, — говорю ему. — Тебе нужна моя кровь. Это единственный способ выжить.

Он кусает меня за запястье, сначала мягко, затем его клыки вырастают, по привычке глубоко вонзаясь. Его взгляд немного потерянный, одновременно хищный и отстраненный, видимо, так и происходит, когда возвращаешься из мертвых.

Затем, по прошествии времени, когда я чувствую, что теряю силу и энергию, в его глазах появляется ясность.

«Я умер», — говорит он мысленно, все еще жадно поглощая кровь. — «Я умер. Ты вернула меня обратно. Я сумасшедший?»

Я качаю головой.

«Нет. Ты — это ты».

«Я причиняю тебе боль?»

Я закрываю глаза.

«Нет. Ты больше не сможешь причинить мне боль, Солон. Чудовище ушло, но ты здесь. Я тоже».

«Что, если я не смогу остановиться?»

Я чувствую, как жизнь ускользает из меня.

«Ты найдешь способ», — шепчу я.

Затем все погружается во тьму.

***

Я просыпаюсь от того, что вода омывает мои ноги. На мгновение кажется, что мои воспоминания перематываются назад, что я возвращаюсь в прошлое, которое было не так давно, что я все еще застряла на глубине, вечно тону, вечно пребываю на дне океана в другом мире.

Но затем я медленно открываю глаза, уставившись на темно-серую гальку с замысловатыми бледными узорами на ней, как будто в слоях скрыты карты и