Элли Маккей - Горец в её постели
Только одна причина могла заставить горца швырнуть плед на землю.
Ее пронзило немыслимо сильное желание, но страх за его раны боролся с ее страстью, и она чувствовал себя так, словно шла по краю утеса с закрытыми глазами.
Одно неправильное движение, и она погрузится во мрак.
Возможно, потеряет его навсегда.
Она посмотрела на плед и бросила взгляд на него.
– Ты же не думаешь, что мы будем… сам знаешь что?
– Что я возьму тебя на моем пледе? Здесь, в вереске? – он послал ей взгляд такой сексуальный, что она почти зарыдала. – Нет, сладкая, подобное блаженство должно подождать другого дня. Тогда, когда я буду уверен, что наше соитие не будет означать конца для нас.
– Н-но ты сказал, что боль терпима, – заставила Мару протестовать ее страсть. – И совсем не кажется, что что-то не так с твоим…
– Моим членом?
Она сглотнула, чувствуя, как загорелись ее щеки.
Он наградил ее еще одной убийственной улыбкой.
Потом взял предмет их дискуссии в руку и сжал пальцы вокруг разбухшей головки, давя на нее до тех пор, пока вся твердость не пропала, а толщина снова вернулась на место отдыха у его бедра.
Все еще внушительный, но… спящий.
Спокойный и мягкий.
– Ты заслужила это, девушка, – он снова притянул ее к себе и крепко поцеловал. – Ничто не сможет заглушить моего желания к тебе, и мне стоит усилий удерживать себя в спокойном состоянии.
Мара глядела на него, сгорая в желании, которое делало ее бесстыдной.
– В таком случае, зачем ты борешься с собой?
Его губы изогнула опустошительная улыбка.
– Потому, что надеюсь, что тогда я смогу смело обратиться вместе с тобой к другим наслаждениям.
– Этими наслаждениями нужно заниматься на твоем пледе?
– Ну, да, – согласился он, пропуская пряди ее волос сквозь пальцы. – Мне хочется, чтобы ты раскинулась, и я смог бы пировать на тебе.
Его низкий голос затопил ее, а интимность слов отправила возбуждающий жар в ее сердцевину.
– Не отвергая меня, любимая.
– Отвергнуть тебя? – дыхание Мары перехватило от этой нелепости.
Живот скручивали длинные, тягучие приступы вожделения, а горло стало совсем сухим. Она точно знала, какого рода пир он имел в виду, и желала этого. Очень сильно. Она не могла дождаться, когда почувствует на себе его рот, его язык, ласкающий ее пульсирующую плоть.
– Но это же нечестно, – выпалила она, слишком поздно осознав, что говорит вслух.
– Нечестно? – эхом повторил он, мягко обивая пальцами ее руки и осторожно укладывая ее на плед и устраивая таким образом, что ее тело запело от страстного желания.
Он коснулся ее грудей, позволил своим пальцам поиграть с ее сосками.
– Что значит нечестно, когда я страстно жажду припасть к некой влажной части тебя?
Мара подняла на него взгляд, почти достигнув высшей точки блаженства. Она действительно скользнула прямо к тому краю скалы, качнувшись вперед.
Только вместо того, чтобы рухнуть во мрак, она закружилась в водовороте томительного жара. Чувственный туман был столь изысканным, что она могла только сглатывать, смачивая сухое горло, и продолжать смотреть на длинную, толстую плоть, все еще так провокационно болтавшуюся между его бедер.
Провокационно и восхитительно.
Она задрожала, не в силах отвести глаз.
Он проследил за ее взглядом, и его дыхание стало таким же неровным.
– Я говорил тебе девушка, не смотри. Или мне прикрыться?
– Нет, – это все, что она могла сказать.
Боже упаси, чтобы он спрятал от нее такую щедро одаренную природой мужскую красоту.
Один взгляд на него, даже расслабленного, наполнял Мару предвкушением. Пропитывал ее такой жаждой, что она задыхалась, постепенно окутывая их горячим мускусом своего возбуждения.
Его глаза потемнели, а медленная кривая улыбка заставила ее подумать, что он тоже заметил это.
– Хорошо, Мара. – Он придвинулся ближе, тлеющий огонь в его глазах подтвердил, что он знает. – Гори для меня. Я хочу чувствовать твой запах и вкус всем своим телом. Мне необходимо, чтобы твоя сущность отпечаталась на моей коже так, чтобы я мог всегда носить тебя с собой, независимо от того, куда я иду или как долго могу быть разлучен с тобой.
Он опустился коленями на плед рядом с ней.
– Ты самая красивая и желанная женщина, какую я когда-либо видел, – поклялся он, скользя ладонями вверх и вниз по ее ногам.
Медленно поднимая ее юбку, он открыл ее обнаженные бедра, изысканный треугольник прозрачного черного кружева, так интимно натянутого между ними.
Или, скорее, тонкое черное кружево, которое прикрывало ее столь интимно.
Так или иначе, он ловко расположился между ее ног и с помощью зубов и языка стянул вниз кружевные трусики. Мара никогда в своей жизни не испытывала ничего столь эротичного.
И никогда не была так возбуждена.
– О-о-ох! – задохнулась она. Покалывающее тепло пронеслось по ее нагой плоти, когда он избавился от трусиков, стащив их через лодыжки и отбросив их прочь резким движением головы.
– Ох! – снова вскрикнула она, испытывая удовольствие.
– Да, ох, – сверкнул он знающей усмешкой. – Милая, я сгорал от желания сделать это с тех пор, как впервые увидел, что ты носишь такое славное крошечное «ничто».
– Делать это и близко не может быть столь сладким, как чувствовать.
Он выгнул бровь.
– Да неужели?
Она кивнула.
– Гораздо слаще, и я могла бы…
– Еще нет, красотка, – он поднял и согнул ее ноги в коленях, широко раздвинув их. – Ты называешь меня Горячим Шотландцем, – бросил он ей вызов, плавно двигая рукой между ее ногами, потирая ее мягкость, позволяя своим пальцам играть и гладить. – Давай посмотрим, какой горячей я могу сделать тебя?
И это удовольствие, по крайней мере, может быть общим.
Сгорая от желания, Алекс задержал взгляд на ее сладком местечке, посылая тихую молитву благодарности за то, что потирающие и поглаживающие пальцы остаются непрозрачными.
Он мог чувствовать влажный жар ее нежной плоти, а поросль блестящих красно-золотистых завитков внизу была чудесной.
Хотя все его тело разрывалось от потребности снова погрузиться глубоко в нее, тщательной дегустации ее вкуса ему должно быть достаточно.
– Ты моя, – выдохнул он, раздвигая ее ноги шире. Он опустил голову и, коснувшись языком ее внутренних складочек, посмотрел вверх на ее лицо. – Я никогда не отпущу тебя, – поклялся он, вылизывая дорожку к ее жару. – Ты спасение моей души, твое имя высечено на каждом моем вздохе. Написано на моем сердце.
Набрав в грудь воздуха, он подул на самую ее чувствительную точку.
