Vanitas - Дарья Шварц
— Теперь ты химера, Люция, — продолжил Рагнар. — Внедрённая магия изменила тебя. И это необратимо. Долгая жизнь, кожа прочнее стали, сила, выносливость… Единственное, чего тебе теперь стоит опасаться — потеря магии. Я уже рассказал, как выглядит наша смерть. И ты, скорее всего, умрёшь так же, как террин.
— Скорее всего?.. — задумчивым эхом отозвалась девушка.
— Я ещё не видел, во что превращаются химеры после смерти, — пояснил герцог. — Брат начал создавать их относительно недавно. После войны. Какие-то восемь или девять лет назад. Для бессмертных это время — ничто, секунда, пшик. Ни одна химера пока не погибла, не нарвалась на казнь с «извлечением», не упала на нож из близара. Так что эта теория ещё под вопросом. Кстати! — Рагнар сощурился, вглядываясь в девушку. — Я не заметил в тебе никаких внешних изменений. Ты накинула морок?
Люция растерянным взором обвела узкую и захламлённую комнатку с низким потолком, простой деревянной мебелью и стенами, обвешанными сухими травами и вениками. На шкафах и полках громоздились забитые чем-то банки, ступки, колбы, весы, стаканы и разделочные доски. Вместо печи, тут была овальная ниша обложенная камнем, и там стоял огромный, чёрный от копоти котёл. Немножко пахло сыростью, смолой и какими-то сушёными цветами. А может, букетом цветов.
Они с герцогом засели в алхимической мастерской Нестора.
Раньше Люция даже не знала, как та выглядит и где находиться, только слышала мельком, что такое место есть — и всё. Оказалось — это маленькая хижина недалеко от замка и черного хода оранжереи. Отсюда, из мутного окошка, можно было увидеть вдалеке сад Рафаэля, в центре которого, за аккуратно стрижеными кустами, притаилась его любимая ротонда.
И захаживает в «мастерскую» не только Нестор, но и замковый лекарь, когда нужно приготовить лекарство для кого-то из слуг или мазь от синяков или растяжений для человеческих рыцарей и стражников. Лекарь бывает здесь даже чаще «десницы».
Но в основном хижина пустует. И, по словам герцога, как нельзя подходит для их частных и тайных занятий.
— Я не умею накидывать морок, — вернулась к вопросу Люция. — Никто не учил меня колдовать. И я понятия не имею, почему не изменилась.
Она лукавила — подозрения у неё были, да не одни, но в её клятве служения нет уточнения: «говорить сюзерену только правду!». А брату императора лучше не знать, что она полукровка, и поэтому могла, так странно отреагировать на силу; или, что она наведывалась в подземелье к узнику-сприггану и пыталась избавиться от его подарочка.
— Хм-м, — протянул герцог, сцапал её за подбородок и повернул лицо вправо и влево. Рассматривал уши? Люция мотнула головой, скрывая их за волосами, и спешно выпуталась из его слабой хватки. — Это странно. А внутри? Ты чувствуешь какие-то изменения?
— Не знаю, — пробормотала девушка, отведя взор. — Иногда… как будто что-то ворочается под рёбрами. Какой-то… клубок. Или… котёнок?
— Котёнок? — тихо рассмеялся герцог, и у Люции вспыхнули щёки. — Что ж, неплохое сравнение. Тебе нужно приручить этого «котёнка».
— Легко сказать! — вырвалось у неё. — Он всё время спит и лишь иногда нехотя ворочается с боку на бок. А когда зову — игнорирует!
— Значит, неправильно зовешь! — герцог хлопнул ладонью по столу, и Люц вздрогнула. — И больше не перебивай меня, девочка. Слушай внимательно. Иллюзии, мороки, гламоры нам проходить ещё рано, это сложные чары, плетения не только слов, но и жестов. Даров у химер не бывает, с этим маяться не будем. Магия — нечто стихийное, что вечно хочет сорваться с поводка на пике эмоций, её мы попробуем обуздать. А вот чары, бытовые чары — самое элементарное. Даже ребёнок с этим справится. У Руби уже получается, я слышал… И с этого мы начнём. Но сначала — закрой глаза.
Люция сомкнула веки и приготовилась дальше исполнять всё без пререканий.
— Расслабься, — тихо и проникновенно произнёс лэр. Кажется, он поднялся со стула: его голос прозвучал где-то справа, на ухо. Так интимно… и ровно. — Твоё дыхание становится медленным и глубоким. Почувствуй, как напряжение покидает стопы, как они тяжелеют, и это приятное ощущение поднимается по твоим ногам к коленям, бёдрам, туловищу, к груди и шее. Плечи расслаблены, руки неподвижны. Ты спокойна. Ты слышишь, как за окном поют птицы, чувствуешь, как от малейшего вздоха колеблется воздух, как греет солнышко. Тебе комфортно. Ты часть окружающего мира, а мир часть тебя. Вы не разделимы. Ты в гармонии и потоке. А теперь загляни внутрь себя. Беги по венам и жилам вместе с кровью, с магией, к её средоточию. Найди своего «котенка», что он делает?
— Не знаю. Не чувствую, — стиснула зубы Люция.
— Не волнуйся. Вдохни глубже и попробуй ещё раз. Нащупай его.
Она попыталась. Под рёбрами и правда поселилось что-то, какая-то тяжесть, камень. Оно лежало в груди безмолвно, неподвижно. Мёртво.
— Не выходит, — буркнула девушка. — Он спит. Закрыт от меня.
— А сейчас? — герцог накрыл своей большой горячей ладонью её солнечное сплетение, и у Люц всё внутри зазвенело от напряжения. Мужчина был так близко, что она ощущала тепло, исходящее от его тела, и лёгкое дыхание на своей щеке.
«Котёнок» под рёбрами встопорщился, завозился, задвигал лапками, завращался волчком. Жар разлился по груди и рванул к горлу.
Фарси распахнула глаза.
— Пустите! — выдала она. Заткнула рот рукой, вырвалась из рук лэра и бросилась к пустому котлу.
Выворачивало её знатно. А самое постыдное — Рагнар Ванитас стоял неподалёку, скрестив руки на груди, и взирал на всё это с научным интересом. И даже не думал помочь.
— Тебе настолько противны мои прикосновения?
— Нет! — возразила фарси, пряча красное лицо за волосами.
Лэр приподнял бровь.
— Тогда?.. — его фиолетовые глаза вспыхнули. — Что ты почувствовала?
Морщинка разрезала её лоб.
— Словно меня распирает изнутри? — устало предположила. — Тошноту?
— Я не об этом, — отмахнулся герцог. — Я о твоих эмоциях. Что ты ощутила, когда я прикоснулся к тебе? Что пробудило источник?
Люция потупилась, поскребла ногтем облупившуюся сажу на котле и нехотя ответила:
— Неловкость. Смущение. Стыд.
— Почему? Я волную тебя?
— Нет же! — воскликнула она и досадливо прикусила губу, заметив выражение: «Ты серьёзно?» — на лице господина. Люц зажмурилась, щёки её пылали, она собиралась признаться в том, о чём никому не рассказывала вслух: — Дело не в вас. Вернее, вы, конечно, видный мужчина и всё такое…
— Но? — он подался вперёд.
— Тырф хэк! — выругалась она и решительно заглянула ему в лицо. — Я не привыкла к таким прикосновениям. Особенно мужским. Не приносящим боли. Не скупым и холодным касаниям лекаря при осмотре. А
