Зверь-из-Ущелья - Соня Марей
Переплетя наши пальцы, лестриец повёл меня вперёд, и мне до боли захотелось повернуть обратно.
– Мы ведь больше не увидимся?
Я уставилась на чётко обрисованный профиль, белеющий в свете луны. Реннейр взял моё лицо в ладони и долго разглядывал, поглаживая большими пальцами скулы.
Подспудно я ожидала, что Ренн меня разубедит, но его взгляд… Он говорил громче любых слов, и от этого сердце истекало кровью, а воля ломалась и плавилась.
– Ты дочь гор, Рамона. А мне… – он поморщился, словно от боли. – …мне совсем нечего тебе дать.
Я хотела было возразить, что ничего и не прошу, что мне хватит одной любви, но вдруг вспомнила его слова. Воин готов умереть ради долга и чести господина, а любовь… Для таких, как Зверь-из-Ущелья, это лишь досадная помеха. Если я сейчас расплачусь и брошусь ему на грудь, он запомнит меня не как что-то неуловимое, недосягаемое, а как надоедливый репей. Девчонку, что путается под ногами и отвлекает от важной цели.
Какой бы легкомысленной и эгоистичной я не была, я тоже не смогу прямо сейчас всё бросить, сбежать и поселиться где-то близ Лестры. Не смогу повесить на Ренна ответственность за свою жизнь. Но как же это больно, больно, больно! Только познав невесомое хрупкое чувство, успев свыкнуться с ним, добровольно от него отказаться. И всё же надежда на что-то непонятное ещё билась в груди.
Печальные мысли прервал шорох чужих шагов. Ренн плотнее прижал меня к себе, и мы застыли в тени старой лещины. Мужские ладони обжигали, казалось, рубашка в этих местах пылает.
Тревога заставила оглянуться. Я сощурилась и разглядела сквозь листву фигуру человека – он торопился к горам. Незнакомец кутался в плащ с капюшоном, но я готова была поклясться, что именно этот человек был сегодня в компании женщины и ребёнка! Но что тогда получается… Нет-нет, эта мысль слишком абсурдна.
– Похоже, не только ты любишь нарушать правила, – заметил Реннейр вполголоса.
Неужели Ренн тоже догадался, что кто-то из моих собратьев рискнул посетить праздник Маков? Ох, лишь бы не столкнуться с ним лицом к лицу. И всё-таки… кто это был? Наверное, при свете дня он послушный житель Антрима, а вот по ночам – в голове закружился вихрь цветных картинок – ходит к незнакомке из Лестры. Эта тайна загадочным образом нас роднит.
– Правила написаны сотни лет назад, – я мягко выбралась из мужских объятий. Незачем затягивать, только муку продлевать.
– Но именно они помогали вашему народу выжить.
Пожалуй, Реннейр прав. У него вообще больше здравомыслия, чем у меня.
Я коснулась плеча, сдвигая браслеты на место, вновь надевая очелье. А ведь на равнине оно меня не беспокоило, кровавый камень не нагревался, и никто не пытался поживиться моими эмоциями и силами. Тогда, набрав в грудь побольше воздуха, я сунула руку в карман.
- Вот, возьми… - протянула кристалл авентина, закованный в серебро. Бархатно-синий, как летнее небо ночью. Внутри, если долго всматриваться, можно было увидеть россыпь мигающих звёзд и неспешно плывущие облака. Конечно, мне говорили – ты всё выдумываешь, но я точно знала, что они есть.
Я зачаровала самоцвет накануне своей дерзкой вылазки. Просила Матерь Гор наделить камень такой мощной защитой, чтобы ни стрела не достала, ни нож, ни меч. Пела особую песнь, плела голосом заклинание, чувствуя, как болят кончики пальцев от выплеска Дара. Этот авентин – особый. Каждому искателю известно, что работать он будет лишь, когда подарен от сердца, с искренней и чистой любовью.
От женщины – мужчине. Своему единственному.
– Это зачем? – наши пальцы переплелись, и я постаралась запечатлеть в памяти всю прелесть этого лёгкого, но безумно важного касания.
– Он защитит тебя. Авентин, - произнесла и почувствовала, как покалывает щёки и кончики ушей от смущения. Ренн ведь не знает о свойствах авентина?
Или всё-таки знает?
Лестриец наградил меня таким пронзительным взглядом, что сердце ухнуло в пятки. Возможно, ему это совсем не надо… Возможно, я только зря себе душу рву, но Зверь-из-Ущелья медленным и чувственным движением поднёс амулет к губам, а после вложил обратно мне в руку и согнул пальцы, накрыв сверху своими.
Лицо его было серьёзным и задумчивым, а меня от этого взгляда пронзила такая дикая боль, словно кто-то вогнал под рёбра нож и провернул несколько раз. Дышать стало нечем, а глаза запекло от нахлынувших слёз.
– Не надо, Мона. Не надо. Ты должна забыть обо мне, не искать встречи, не доверять людям с равнины. И находиться рядом со мной тебе опасно.
Я слушала его и не слышала – кровь прилила к голове и оглушительно бахала в висках. А он, кажется, говорил со мной, как с маленьким ребёнком.
– Пусть всё закончится вот так, когда тебе ещё не за что меня ненавидеть.
– Я…
Он аккуратно, но твёрдо приложил палец к моим губам, делая знак замолчать. Потом, не сводя с них глаз, погладил большим пальцем нижнюю – а я не могла избавиться от чувства неправильности. Всё должно закончиться… но как! Как можно оборвать эту нить? Если только с мясом и кровью.
Если бы я всё-таки успела сказать, что и так его ненавижу, это было бы ложью.
Опомнись, Рамона, ты Каменная жрица. А это что-то да значит.
Огромным усилием воли я загнала подступившие слёзы обратно, а порыв ветра, ударивший в лицо, в этом помог.
Мы не говорили друг другу «прощай», не говорили «до встречи». Будто оба надеялись, что эта встреча ещё состоится. Надежда сильнее доводов рассудка.
– Ты ведь помнишь, что я не даю обещаний, которые не смогу сдержать? – я потянулась к нему в последнем отчаянном жесте и поймала губами его губы. Поцелуй вышел торопливым и неловким, словно нас в любой момент могли раскрыть.
– Сладкие, как мёд, и горькие, как пепел, – выдохнул Ренн, когда мы прервались.
– Ты знаешь, каков пепел на вкус?
– Теперь да.
Трава шуршала под моими ногами, каждый шаг отдавался болью под сердцем. Меня будто заковали в тяжёлые цепи, и я шла, как приговорённая к казни. Тянуло обернуться, ещё раз коснуться, вдохнуть чуть горьковатый, ставший родным аромат кожи, стали и степного
