Марина Дробкова - Маг моего сердца

Сейчас, только положу на минутку голову на подушку, а потом тут же…

Я проспала до утра.

… А утро заставило меня позабыть на какое-то время и про книгу, и про заседание, и даже про то, что у меня совсем мало свечи.

Я проснулась, как от толчка. До суда — еще час. Странное ощущение: как будто кто-то зовет меня.

И запах. Нет, это не миндаль. Это что-то… незнакомое.

Я вышла во двор. Ветер, налетев, принес откуда-то свежесть. Я вдохнула ее: пахнет морем. Но у нас нет моря. Море есть… у Этель.

И в тот же момент я вспомнила ее — все, что было в Академии.

У нее длинные черные волосы и красивое бледное лицо. Она встречалась с Даймондом до меня.

Она любила варить зелья и приготавливать мази. Она решительная и умная. Мы даже успели подружиться перед выпуском И… я вспомнила про нее еще кое-что.

Но это был еще не весь сюрприз: я вспомнила Джона и Рихарда! Да они ведь были как близнецы — и прекрасно относились к Даймонду, Джон даже покрывал его то и дело. А теперь — оба вынесли ему смертный приговор.

Я стояла, во власти воспоминаний, а вокруг витал незнакомый запах, принесенный неведомо откуда взявшимся морским бризом. Это был запах… весенней земли. Как бывает в том местечке, где я родилась.

Я медленно побрела по двору, вышла за ворота. Вдоль дороги росли какие-то кустарники, они уже начинали засыхать — ведь в Мире-на-краю достается не только людям. Но запах был и здесь. Запах новой жизни. Хотя его просто не может быть, когда вокруг все умирает.

Я прислонилась спиной к дощатому забору и закрыла глаза.

Я все поняла. Еще слишком рано, но я не ошибаюсь.

Не было безумного счастья или удивления, как, наверное, бывает у других. Было понимание: происходит то, что должно произойти. Это правильно. Это хорошо.

Скрестив руки на животе, я посмотрела в небо.

Дирижабли не летали, птиц не было видно. Даже облака, кажется, застыли.

— Я назову тебя Тина, — сказала я. — В честь деревни, где я родилась.

На суд я пришла спокойная. Верховные творцы сразу заметили во мне какую-то перемену и явно были этому рады.

А Этель…Этель была в свадебном платье.

Опять сначала. Это заседание почти последнее — остается только мой креадор. Творцы

рассказывали, как было дело, а я сосредоточенно смотрела на Этель. И она, так же, — на меня.

"Слушай меня, Этель! — мысленно говорила ей я. — Ты не помнишь ни меня, ни Даймонда, но я сегодня вспомнила все. Мы были подругами. Ты мне красила волосы на выпускной — а себе осветляла пряди, в точности, как сейчас. Даймонд не виноват, его подставил Ральф. Ты всегда защищала его от Ральфа, хоть и не помнишь этого. Ты выходишь замуж — и, наверное, счастлива. Я

искренне желаю тебе этого. Конечно, у вас будут дети. Я тоже жду ребенка — это ребенок

Даймонда. Я люблю его. Не забирай у меня моего креадора, прошу! Твой голос решающий: в семиугольнике три — за и три — против. Умоляю, оставь ему жизнь! Иначе мой ребенок никогда не увидит отца".

Я видела, как у Этель слегка приоткрылся рот. Она слышала меня — совершенно точно, слышала! И

даже прозевала, когда творец спросил ее:

— Итак, ваше решение?

А? — очнувшись, Этель заозиралась, словно вспоминая, где находится.

— Этель Шепердсон! Что вы нам скажете: вы согласны помиловать креадора или же возражаете?

Шепердсон! А была Вернель. Значит, она уже вышла замуж. Сегодня.

— Я согласна. Согласна! — быстро сказал Этель. — Пусть живет.

И улыбнулась.

"Спасибо тебе! И поздравляю! Жаль, что я не могу слышать тебя так же".

— Что ж, мы благодарим вас, — произнес творец, и экран с Этель погас.

Погасла и моя Вечная свеча. Когда вызовут Даймонда — я узнать не успела. Но это потом. Все потом. Я иду к нему. Мне так много нужно сказать.

Сегодня опять дежурил Гектор. Видя, как я вплываю в коридор, он даже ни о чем не спросил — просто встал и пошел открывать решетку.

Даймонд спал. Я села рядом на кровать и погладила его по заросшей щеке. Он открыл глаза, узнал меня и улыбнулся, сев на постели.

— Здравствуй, любовь моя, — сказал он и поцеловал мне руку.

— Я беременна, Даймонд. У нас будет дочь.

— Что?

Его черные глаза, кажется, вместили весь мир. Мир-на-краю.

— Откуда… как ты можешь знать, ведь прошло два дня!

— Я маг-аналитик, не забывай. Я знаю точно. Во мне ребенок — твоя дочь Тина.

— Ты уже и назвала ее? — он никак не мог придти в себя.

— Имя пришло само. Оно ей подойдет, вот увидишь.

Даймонд опустил взгляд.

— Если увижу…

— Увидишь! — твердо говорю я. — Ты отец моего ребенка, и ты мне нужен живым. Этель тебя оправдала. Три против трех, заседание было утром: вода второй день как черная.

Даймонд помрачнел.

— Все погибло, — проговорил он. — Я так любил этот мир, как я мог…

Я взяла его голову в ладони:

— Бедный мой, ты ничего не знаешь. Сейчас я все тебе расскажу. Во-первых, ты ни в чем не виноват…

Выслушав мой длинный рассказ, Даймонд обнял меня и крепко прижал к себе.

— Моя храбрая девочка, — сказал он голосом, какого я никогда у него не слышала. Как будто совсем близко подступали слезы. — Ты все это время сражалась одна. А я сидел здесь и только малодушно мечтал о смерти.

— Не только сидел, — возразила я. — Ты еще сотворил мне ребенка, креадор!

— Да уж… Только это и могу, — усмехнулся Даймонд. — Но Ральф… надо же, не ожидал. И новый жезл специально для меня приготовил… Вложил тебе в собственные руки.

Он вздохнул.

— Конечно я буду жить, Бренна! Я хочу жить, я вас не оставлю! Лучше до конца дней страдать от угрызений совести, чем бросить тебя и…

— Погоди. Сейчас самое главное. Есть шанс, что мы спасем мир. Дейзи дала хороший совет.

— Шутишь? — Даймонд воззрился на меня круглыми глазами.

— Нисколько. Но сначала расскажи мне: для чего тебе понадобилась странное место в горах, где находится гейзер, но нет ни растений, ни животных. Ты там осуществлял переходы, я угадала?

Даймонд кивнул.

— Не в каждый мир можно попасть на поезде. Где-то попросту нет железных дорог. Да это и долго.

Пришлось подбросить населению эту идею с духами, чтоб не очень-то там разгуливали, а если что

— отнеслись с пониманием.

— И все-таки ты был неосмотрительным, — покачала головой я.

— Да разве ж я смею отрицать это, — наклонил голову Даймонд. — Я был самовлюбленным идиотом, как всегда.

— Ничего, это с возрастом пройдет. И с отцовством, надеюсь, тоже, — вздохнула я, кладя руку на живот. — Я скажу, чтобы тебе разрешили побриться и все прочее. А то скоро суд, а ты на кого похож!