Луна убывает - Светлана Поделинская
Ричард церемонно поклонился и скрылся в дверном проеме, вслед за ним засеменила модистка.
В отсутствие посторонних Элспет позволила себе шумно выдохнуть и высказать порицание:
– Подумать только, каков наглец! Быстро одевайся, мы не задержимся тут ни минуты! И мадам Доротее я непременно дам понять, что негоже принимать заказы у всяких проходимцев!
– Мама, он ведь не знал, что мы тут, – убеждала Шарлотта, надевая свое простенькое повседневное платье. – И он извинился, как подобает настоящему джентльмену. Произошло недоразумение.
– Приличные люди стучатся, прежде чем заходить! – не унималась Элспет. – Этот мерзавец видел тебя неодетой! Вообразить страшно, какие слухи пойдут после этого!
– Я не думаю, что он кому-нибудь скажет и будет распространяться об этом случае, – кротко возразила Шарлотта, едва не плача и застегивая пуговицы дрожащими руками.
– Ты еще слишком молода, чтобы думать, – буркнула мать. – Надеюсь, ты не посмеешь водить знакомства с такими подозрительными субъектами! Твое предназначение – удачно выйти замуж за достойного и состоятельного человека. Я уж прослежу, чтобы ты не свернула с уготованного пути на кривую дорожку.
Шарлотта нервно сглотнула ком в горле вместе с подступившими слезами, радуясь, что ей удалось скрыть их от матери.
В последующие дни Шарлотта малодушно притворялась больной и взвалила всю работу в пекарне на сестру. Даже если Ричард и осмеливался заходить к ним за хлебом, Шарлотта об этом не знала. Она привыкла беспрекословно слушаться мать и старалась позабыть о Ричарде в ожидании судьбоносного бала.
Глава 25
Ежегодный бал в городской ратуше был приурочен к началу сбора урожая. Первого августа согласно кельтскому календарю шотландцы отмечали смену сезона – поворот колеса года с лета на осень. В деревнях крестьяне облачались в праздничную одежду и выходили в поле, где старший в роду торжественно срезал поспевшие колосья пшеницы. Для освящения в церковь приносили хлеб, испеченный из зерна нового урожая, затем священник служил хлебную мессу. А вечером, следуя не изжившей себя языческой традиции, на вершинах холмов разжигали костры и танцевали, празднуя Ламмас. Власти Эдинбурга пренебрегали народными традициями и созывали сливки городского общества на грандиозный бал. В этот день Шарлотте как раз исполнилось восемнадцать лет.
Хотя Элспет с Шарлоттой жили неподалеку, они не могли себе позволить явиться на бал пешком и запачкать длинные платья, посему пришлось потратиться на кэб. Здание ратуши было построено на Хай-стрит в стиле классицизма и напоминало формой букву П. Кэб заехал во внутренний дворик и остановился. Перед монументальным фасадом с треугольным фронтоном высилась бронзовая статуя Александра Македонского, укрощающего коня Буцефала, что подразумевало превосходство закона над грубой силой. Выйдя из кареты, Шарлотта замешкалась, разглядывая статую, пока мать не взяла ее за локоть и кивком не велела подобрать шлейф.
Ливрейный лакей распахнул перед дамами дверь, и, следуя его указаниям, они поднялись на второй этаж по лестнице, выстланной малиновой ковровой дорожкой.
Распорядитель в напудренном парике встретил их наверху, принял приглашения с золотым обрезом и пригласил внутрь. В парадную залу Шарлотта шагнула в необычайном волнении: она впервые оказалась в такой роскошной обстановке. Золоченые колонны устремлялись ввысь к куполообразному потолку, украшенному круглым витражом. Четыре хрустальные люстры по углам квадратного зала дарили мягкий рассеянный свет. Стены были облицованы резными деревянными панелями, расписаны фресками и увешаны картинами, изображающими батальные сцены из истории Шотландии. По натертому до блеска паркету плавно скользили пары, производя впечатление бесплотных. При виде такого скопления богато одетых дам и влиятельных господ Шарлотта оробела. Все они занимали высокое положение в Эдинбурге, здесь присутствовали и настоящие лорды. Великолепие бала ошеломило и подавило Шарлотту, она тут же показалась себе маленькой и незначительной. Да она и была никем, чтобы о ее появлении особо объявили.
– Не хандри, – приказала Элспет, заметив, что дочь приуныла. – Старайся не озираться по сторонам с таким видом, будто ты приехала из глухой деревни в Хайленде. И приподними повыше подбородок, а то оглянуться не успеешь, как наживешь второй. Шея у тебя лилейная.
Навязчивое покровительство матери сковывало волю, и Шарлотта ощутила себя коровой, каких гнали в базарный день по улице Каугейт. Телкой, которую украсили лентами, позолотили рога и выставили на продажу. Она знала, что выглядит прелестно. Ее небольшой бюст, приподнятый корсетом, соблазнительно выступал из сливочных кружев, словно из пены морской. Бледно-зеленый шелк обрисовывал плоский живот и струился сзади переливчатыми волнами, переходя в шлейф. Пышно взбитые волосы Шарлотты были уложены валиками на висках, собраны на затылке и каскадом локонов ниспадали до лопаток. Прическу украшали живые туберозы, возвещая языком цветов о чистоте и невинности их обладательницы.
Элспет не сомневалась, что ее дочь, на наряд которой потрачено столько фунтов, ожидает успех на балу, и выжидала. Шарлотта пока пребывала в растерянности, скромно приткнувшись у стенки вместе с пожилыми дамами и невостребованными девицами. Вдруг она посмотрела в толпу и забыла, как дышать: в ее сердце точно вогнали раскаленную иглу. К ним вальяжной поступью приближался Ричард, такой импозантный в черном фраке с шелковыми лацканами, белом пикейном жилете и лакированных башмаках.
– Добрый вечер, прекрасные леди. Ричард Эллиотт, – вежливо представился мужчина, прежде чем Элспет успела вымолвить хоть слово, и нагнул в поклоне напомаженную голову. – Позвольте мне иметь честь пригласить мисс на тур вальса.
Его слова не прозвучали вопросом: согласно этикету Шарлотта не могла отказать, если не обещала этот танец другому кавалеру. Она не посмела выразить согласие даже кивком, когда ее талию властно обхватила сильная рука Ричарда. Мгновение – и они летели по залу в чарующем ритме вальса. Шарлотта умела танцевать: мать не скупилась, оплачивая ее занятия. Мир вокруг померк, сузившись до крепких объятий, и калейдоскоп лиц слился в неразличимое пятно, остался лишь бледный лик Ричарда. Шарлотта тонула в омуте его голубых глаз и жадно рассматривала каждую черту его холеного лица. Неповторимая близость, что возникает только во время танца, повязала их незримой нитью. Сладостная истома охватила Шарлотту, но Ричард так уверенно вел ее в танце, что тело охотно повиновалось каждому его движению.
– Счастлив снова видеть вас, мисс Вуд, – произнес Ричард и еле заметно пожал ей руку. – Смотреть в ваши лучистые глаза – наивысшее удовольствие для меня. Когда наши взгляды пересекаются, я понимаю, что ради такого момента и стоило жить. Жаль, что в последнее время я был лишен этого блаженства. Вы избегаете моего общества?
– Мне нездоровилось, – солгала Шарлотта, отводя взор. Врать она совсем не умела, поэтому решила объясниться до конца: – Кроме того, нам не следует общаться, сэр. Моя мать никогда не одобрит этого, и, по всей
