Вероника Мелан - Дэлл

— Тебе понравился вчерашний день?

Я оторвалась от созерцания окон собственной квартиры и улыбнулась.

— И вчерашний. И сегодняшний. Торт был великолепен, Пантеон умопомрачителен, а ты… ты, надо признать, здорово смотришься в набедренной повязке.

Он хрипло рассмеялся. Стряхнул пепел, провел рукой по волосам и довольно блеснул глазами.

— Давно я не орудовал на мечах. А ты, однако, знаешь, как получить от жизни удовольствие.

Я едва не хрюкнула.

Скоро проверим…

Очередная затяжка. Мимо прошла грузная дама, ведущая на поводке поджарого кобеля. Тот на секунду приостановился у выкрашенного серой краской уличного фонаря и с деловым видом помочился на пожелтевшее от схожих жестов четвероногих сородичей основание. Дама недовольно дернула за поводок, пес укоризненно взглянул на хозяйку, и процессия неторопливо, намеренно не обращая друга на друга внимание, направилась дальше.

— Какие планы на сегодня?

Что это, вопрос с намеком или же обычная вежливость? Наверное, второе.

— Грандиозные.

— Правда?

— Правдивее некуда.

— Что собираешься делать?

— Желаешь присоединиться?

— Не могу дать ответ, не зная, о чем идет речь.

Теперь глаза Дэлла сканировали мой бесшабашный вид с особой тщательностью. Так программа-защитник пытается предположить возможные пути проникновения в систему вируса. Атаки еще нет, но отсутствие эксплоитов не гарантировано, и поэтому лучше подготовиться заранее и на всякий случай перезарядить пушки.

Ну что ж… давай-давай…

Любопытно, что именно заставило его насторожиться? Не иначе, мой зеркальный взгляд и отсутствие тоски в глазах. Ведь полагается же… платочки там, бегущие в три ручья слезы и безмолвная мольба «не уходи».

Не в этот раз.

Через минуту окурок был затушен и выброшен в ближайшую урну; нетерпеливо скрипнул под подошвами ботинок снег. Пора прощаться, вижу, не дура.

Рука нащупала в сумочке остывшую на холоде сталь; пальцы сомкнулись вокруг рукояти отчаянно сильно. Ну, все, пора.

Я улыбнулась. И хотя день не был морозным, мои щеки едва не треснули — карнавальная маска шута, а не лицо.

— Что ж, пора отдать тебе нож. — Знакомый предмет появился из недр сумки на свет. — И поблагодарить тебя за чудесный день и за все то, что ты мне подарил. А это, поверь, больше, чем просто поход по магазинам или торт, это — внимание.

В груди, несмотря на опутавший страх, шевельнулось тепло. Дэлл терпеливо ждал продолжения.

— Но… прежде чем отдать тебе нож, я бы хотела озвучить еще одно желание, последнее.

В глазах мужчины напротив мелькнуло секундное выражение растерянности, после чего светлые брови подползли на миллиметр ближе к переносице, а в позе появилось напряжение.

— Говори.

Ответил нехотя, почти через силу.

Ну что же ты, Дэлл, расслабься, будет не больно.

Собралась мыслями, медленно вдохнула и выговорила:

— Я бы хотела получить кольцо.

Новый всплеск замешательства и почти физически слышный скрип мозговых шестеренок, мол, какое такое кольцо?

— Твое кольцо, Дэлл. Сроком на месяц.

И только теперь на поверхность начали просачиваться эмоции, слишком сильные и внезапные, чтобы удержать, успеть скрыть внутри: растерянность, удивление, медленное осознание, еще раз удивление, недоверие и, наконец, что-то похожее на гнев.

Что ж, ожидаемо.

Знаю, я перешла все границы дозволенного: еще ни одна женщина на Уровнях, наверное, не приказывала мужчине подобного, просто не имела права, потому что выбор всегда был дозволен Ему, а не Ей.

Но у меня в руке нож, и терять практически нечего. Если Дэлл сейчас уедет, то с ним ускользнет и последний шанс что-то наладить. Конечно, можно верить в чудо и ждать у моря погоды, вот только плавали-знаем. Корабли не всегда заходят к пустынным островам, иногда их маршруты пролегают далеко за пределами видимости того, кто ждет на берегу.

И даже я сочла бы свой поступок безумным, если бы не одно «но»: я любила. По-настоящему любила того, кто стоял напротив. Исчезни он вновь из моей жизни, и из нее уйдет что-то важное. Да, тормоз, да, идиот, но именно тот, кто мне нужен. Придется учить и использовать для этого любые возможности. Придется рисковать.

Глядя на сжавшиеся в линию губы и сузившиеся от негодования глаза, я быстро добавила:

— Тридцать дней я проживу с тобой, как твоя Женщина. С твоим кольцом на пальце, в твоем доме. Если по истечению этого срока мы решим, что такой расклад вещей нам не нравится, я верну твое кольцо и покину твою жизнь. Все просто.

Дэлл молчал. Если бы можно было приоткрыть невидимую дверцу, я бы воочию увидела, как в его груди клокочет ярость. Однако чтобы почувствовать ее, никакую дверцу открывать не требовалось: напрягшиеся челюсти и подрагивающие крылья носа отражали эмоции куда лучше слов.

— Просто… значит…

Он медленно прикрыл глаза и опустил голову — ни дать, ни взять заарканенный жеребец, желающий подняться на дыбы и дать обидчику в лоб копытом, но осознающий, что не имеет права этого сделать.

Прости, лапа… но так надо. Я должна была…

Тяжелый вдох и застывшее непроницаемой маской лицо. Клубы пара, вырывающиеся изо рта и засунутые в карманы руки.

— Что-нибудь еще?

Тихий ровный голос температуры жидкого азота.

— Нет, это все.

И я нарочито бодро, почти радостно, протянула законному владельцу нож, мол, держи, теперь это твое. Ведь, правда, было не больно?

Какое-то время Дэлл стоял без движения, застыл грозной статуей обиженного бога, а затем улыбнулся, и еще никогда в жизни я не видела на его лице настолько холодной улыбки, словно говорящей: «ну что ж, хорошо, ты сама выбрала то, что выбрала, и теперь не пеняй… Поздно».

А дальше произошло то, что отпечаталось в моей памяти навсегда: Дэлл взял в руки нож — взял плавно и ласково, будто за секунду до этого и не злился вовсе (хотя я знала, что это не так), — подкинул его над головой, молниеносно выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил.

Барабанные перепонки дернулись от резкого звука, а взгляд застыл на падающих с неба — падающих странно медленно, то, вероятно, была игра оглушенного сознания — осколках знакомого лезвия. Того самого, с телефонным номером, теперь разлетевшегося вдребезги.

Дэлл не стал смотреть, как и куда они приземлятся, сухо заткнул пистолет обратно за пояс, шагнул к машине, открыл водительскую дверцу и гаркнул:

— Садись!

Непривычно жесткий тон приказа ударил словно пощечина — мое лицо непроизвольно вздрогнуло.

Хотела? Получай.