Вероника Мелан - Уровень Война

Мелан Вероника

Уровень: Война

Пролог

Два месяца — это много или мало? Какими были последние два месяца вашей жизни: привычными, монотонными, наполненными суетой, делами, насыщенными, запоминающимися, выдающимися, тусклыми? Протекли медленно или быстро? А любые два месяца год назад? Были, и нет. Вы едва помните их, ведь так?

Просто два месяца.

Для Ани Эменхайм шестьдесят четыре дня изменили все: мышление, мировоззрение, планы, течение будней, сломали старые приоритеты и возвели новые, вывернули наизнанку смысл жизни. Потому что, когда попадаешь на войну — хотел ты того или нет — любая война перестает быть чужой и становится твоей собственной.

Глава 1

(Ange — Some Day (Perception Of Sound remix))

Сегодня она убьет человека.

Она знала это так же точно, как и то, что сегодня вторник, на часах половина шестого, а завтра на востоке взойдет солнце.

Мокрые стекла полутемной комнаты запотели, но еще не время протирать их — позже.

Сидя на единственном деревянном стуле, полуразвалившимся и поскрипывающем, одетая во все серое девушка, привычным движением руки нащупала в кармане пачку сигарет, вытащила одну, закурила. Выпустила облако дыма, поморщилась, посмотрела на грязный пол и свои ботинки — новые и чистые, неподходящие по размеру, мужские.

Тяжесть лежащей на коленях снайперской винтовки успокаивала; Ани-Ра Эменхайм чувствовала, как минуты текут сквозь ее тело и сквозь бетонные стены, как настоящее превращается в прошлое, как давно ставшая привычной ненависть, медленно сменяется спокойным, мрачным удовлетворением.

Он умрет сегодня. Да.

Наконец-то.

Нет, она была не настолько глупа, чтобы предполагать, будто в смерти есть что-то прекрасное — она всегда была, есть и будет отвратительной и грязной, однако наряду с этим, было в ней что-то непреодолимо притягательное, влекущее. И сегодня самое время, чтобы призвать темную властительницу, указав прицелом на человека, который должен без очереди предстать и поклониться ей.

Винтовка позаботится об этом.

Еще одна затяжка. Еще одно облако дыма.

Сколько минут, часов, дней, она мечтала об этом? Ночами, когда лежала на земле в разрушенных строениях, пытаясь уснуть, боясь уснуть. Смотрела на звезды сквозь провалившиеся крыши и арматуру, дрожала от холода и думала о том, что лучше бы и вовсе не просыпаться утром в месте, где солнца не видно из-за копоти и гари, где с вечера оно тонуло в океане крови, чтобы вновь подняться красным.

Тогда жажда мести спасала, держала на плаву, призывала жить, давала силы, которых ни на что не оставалось. Впивались в ладони ногти, пульсировало в голове болью — убить, убить, убить. Однажды она вернется хотя бы для того, чтобы убить.

Что ж, вернулась.

Сколько раз гнев сменялся волчьей тоской, тоска безнадегой, а безнадега новой волной черной ненависти? Замкнутый круг, которому пришла пора положить конец. Как много бы она отдала за то, чтобы никогда не познать желание мстить, но ее никто не спрашивал тогда, а она никого не будет спрашивать теперь.

Дым разъедал глаза, время ползло со скоростью улитки.

Ани отложила винтовку с коленей, поднялась со стула и открыла форточку. Глаза нужно беречь, оптический прицел жаждет стопроцентного внимания, и хотя в магазине десять патронов, именно первый должен стать последним.

Глядя в окно с третьего этажа, она слегка покачивалась из стороны в сторону, стараясь расслабить тело и вернуть затекшим мышцам необходимый тонус. Стоя — самое сложное для стрельбы положение. Лежа можно было бы не думать о балансе, контроле наклона корпуса, устойчивости оружия, но выбирать не приходилось — только отсюда цель видна как на ладони, только здесь есть шанс остаться незамеченной и вовремя скрыться. На секунду мелькнула мысль, не использовать ли ремень, чтобы погасить вероятные колебания ствола, но ее пришлось отбросить за ненадобностью — руки привычны к нагрузке, выдержат. Война оставила много шрамов на душе и на теле, но научила вниманию и сосредоточенности, выдержке и терпению, кислотой выжгла эмоции, заменила горячую кровь жидким азотом. Теперь Ани умела стрелять в людей и не испытывать боли. Теперь она много чего умела, хотя когда-то была совершенно обычной девушкой.

Да, обычной. Как все.

Парадокс.

Время риторических вопросов «за что?» давно прошло, и теперь сквозь прямоугольный проем открытой форточки серо-зеленые глаза равнодушно смотрели на то, как набухают и тяжелеют облака; вдалеке глухо рокотал гром. Когда брошенные резким порывом ветра дождевые капли обрушились на холодную чуть мутную гладь стекла, Ани отошла вглубь комнаты, села на скрипнувший стул и посмотрела на часы.

Ждать осталось сорок минут.

(Digital Daggers — The Devil Within)

Он подъехал вовремя.

Но когда за первой машиной — черным внедорожником — припарковалась еще одна, незапланированная, накатило беспокойство. Из второй машины вышли трое, одновременно с этим, дверь джипа распахнулась, и на землю ступила нога в тяжелом, доходящем до середины голени, зашнурованном ботинке.

Ани чертыхнулась — слишком много вооруженных гостей — попадет или промахнется, бежать будет в разы сложнее, но тут же уняла взметнувшееся раздражение — все получится. Как-нибудь. Получится. Медленно выдохнула, уперлась локтем в бок и, стараясь, чтобы винтовка не «ходила», отклонилась назад. Превратилась в комок «глаз — палец — спусковой крючок», сосредоточилась на изображении в прицеле.

Цель была одета, как и всегда: хлопковая майка, узкие джинсы, черный до земли плащ. Намокшие светлые волосы слиплись короткими прядями, по лицу тонкими струйками стекала вода.

Вот и ты — Дэйн Эльконто. Уже не впервые Ани задумалась о том, сможет ли хоть раз произнести это имя вслух без содрогания и ненависти? Без спазма в животе, без отвращения в голосе, не ощущая, как кольца гнева душат внутри все живое? Нет. Абсолютное и однозначное нет. Спокойствие не вернется, пока эти шнурованные ботинки будут топтать землю, а плащ полами мести пыль на ней. Либо она, либо он. Двоим в этом мире места нет — слишком тесно.

Будто в осуждение за тяжкие мысли, над крышей соседнего дома сверкнула молния, на короткий момент выбелив улицу, а следом за вспышкой прокатился раскат оглушительного грома.

«Гневайся, небесный Отец, гневайся — твои слезы мне только на руку. Но помни, что ни ты, ни наличие этих неожиданных гостей, не помешаете мне теперь….»

Прицел следовал за коротким ежиком волос, словно приклеенный — казалось, между головой и дулом протянулась невидимая нить. Чуть левее, чуть правее… объект наклонился, вынырнул из-за дверцы, в руках коробка… Ответил на чей-то вопрос — открылся и закрылся рот, моргнули светлые глаза…