Vanitas - Дарья Шварц
Сердце упало в пятки, Далеон тяжело сглотнул. Он, конечно, знал, что ничем хорошим его «поимка» не кончится, но до этого момента не осознавал, как всё плохо.
Он застал заговорщиков.
Они помогали наёмным убийцам попасть в столицу. Они и впредь будут им помогать…
Они поддерживают звероморфов, и выступают против Магнуса.
А поскольку Далеон — террин: чары слабого мага не сотрут ему память, как тому же человеку.
А ещё он сын императора.
«Меня убьют, — эхом отозвалось в голове, и принц незаметно повернул фамильное колечко печаткой вовнутрь. — И самое паршивое — я не могу лгать!».
А знала ли повитуха, к кому его оправляла?
— У меня нет заказчика, — серьёзно заговорил Далеон, глядя тёте прямо в глаза. — Я искал вас, Кларисса Террамор, а в комнату заглянул случайно, потому что услышал ругань.
— Хм-м, — с прищуром выдала Кларисса и неосознанно потеребила серьгу-кольцо в остром ухе. Задумалась? Засомневалась?
Но Далеон расценил этот жест, как хороший знак, и слегка расслабился.
— И зачем ты искал меня, мальчик? — недоверчиво отозвалась она.
Далеон вздохнул и решительно выдал:
— Хотел узнать о Кассандре, в девичестве — Террамор.
Кларисса хмыкнула.
— С чего бы мне рассказывать о ней?
— Я щедро заплачу.
— Ты и так заплатишь, — по знаку капитана бугаи обшманали его, откинули полы плаща и вытащили из карманов дублета и поясной сумки всё золото, серебро и последнюю медяшку. — А информацией о своей семье я с посторонними не делюсь… — И тихое бормотание в сторону: — какой бы эта семья не была.
Далеон хлопнул по рукам самого обнаглевшего террина, покусившегося на его перстни, и возмущенно запахнул плащ.
— Я не посторонний.
Кларисса вскинула голову и пытливо всмотрелась в него. Недоверие. Узнавание. Шок.
И ярость.
— Вышли все! — приказала она, вскочив со стула. — А ты чернявый — остался!
Шестой и не думал вставать, удобнее устроился на табурете, сложил руки на столе, и даже не дернулся, когда капитанша пнула стул, и он с грохотом ударился в стену.
— Не посторонний, значит? — она щелкнула каблуками и резко повернулась к нему. — То что в твоих жилах течет кровь предательницы, не делает тебя частью Терраморов! Ты даже не спригган, — она резко подалась к нему через стол. — Где твои рога, Далеон? Нету? — Тётя щелкнула пальцами и над её головой развеялась дымка морока, и проявились рога. Длиной в мизинец, чёрные и гладкие, словно ониксовые, с изящным изгибом. — А ведь рога — главная гордость любого сприггана. У себя на родине мы не скрываем их, у себя на родине мы выбираем партнера по ним. Чем длиннее рога — тем сильнее самец и завиднее жених. Да я самка, с короткими рогами, но они хотя бы есть! А где твои?
Далеон поджал губы. Ему нечего было ответить. Он не прятал их под иллюзий, как Кларисса. Их просто нет.
Рога — показатель силы? Вот ещё одно подтверждение, что он слаб!
Горький смешок вырвался из горла, но Кларисса не заметила. Её охватил яростный запал.
— Зачем ты явился, отродье Ванитаса?! Хочешь услышать сказочку о несчастной похищенной принцессе? А сказки не будет — только, мать его, проза жизни! Эта дурочка, Кассандра, такая же безрогая как ты, заметила Ванитаса на приветственном балу и влюбилась по уши. Ей ничего не стоило очаровать Магнуса: все мужики ею очаровывались. А что? Лёгкая, игривая, кокетка, да ещё и красивая. Ну и полцарства в придачу! В общем, с Магнусом у неё было взаимно, и никого не смутил его действующий гарем. Кроме нашего папаши. Он отказал Ванитасу в поддержке в войне (ведь звероморфы — друзья нашего народа и главные торговые партнёры) и в руке дочери. Ведь желал ей счастья. И тогда глупая девчонка сбежала с императором. И подставила нас всех и наших союзников!
Кларисса тяжело дышала, стоя возле окна и стискивая кулаки. Её светло-голубые глаза светились. Она запустила пальцы в волосы, сбив высокий хвост, прикрыла веки.
— Отец в ней души не чаял, — прохрипела принцесса. — И когда его припугнули убийством беременной дочери, согласился на условия Ванитаса. — Тяжелый вздох. — Старый дурак. Обрёк целый народ на неминуемую гибель. Нам никогда не искупить этого предательства. Позора. И ради кого? Дочки любовницы? Грязнокровки?
— Если всё так, — осторожно начал Далеон, хмуря брови. — Если Магнуса она любила, почему же убила себя?
— Не знаю, — тётя пожала плечами и глянула на него. — Может, совесть у мерзавки проснулась? Может, что в голову ударило? Она ж пришибленной была. Но… я рада, что эта сука сдохла.
Далеон вскочил на ноги, опрокинув табурет. Его лицо пылало негодованием, чёрные когти оцарапали стол и впились в ладони. Он не любил драться с женщинами, но ей хотел врезать.
Кларисса ухмыльнулась.
— …и ты скоро сдохнешь.
Она вытянула из-за спины нож-кукри, и в дрожащем свете настенных ламп лезвие сверкнуло синевой близара.
Сердце пропустило удар.
Тётя с воплем бросилась на принца.
В изумлении он отшатнулся и взмахнул рукой, призывая родную магию. Стол подпрыгнул и перевернулся, принимая удар, как щит. Дерево треснуло под мощью атаки. Женщина рыкнула и пинком оттолкнула преграду, а у Далеона прошел первый шок.
Он рванул к двери, распахнул её и выскочил в коридор под ошалелые взгляды страшных громил Клариссы.
— Поймать его! — рявкнула она, но пятки принца уже сверкали в конце коридора. Он запрыгнул на перила лестницы и съехал по ним попой, как в далёком детстве на вилле.
А в холле таверны разгоралась шумная пьянка.
Люди и нелюди пили, стукаясь кружками, громко голосили, базарили, гоготали. Кто-то спорил, кто-то мерился силой, кто-то приплясывал с подавальщицами, мешая им работать. Шарманщики насиловали волынки и балалайки, пытаясь угодить разудалой публике. А публика требовала играть быстрее и быстрее.
Далеон спрыгнул на пол, слыша, как грохочут по лестнице ботинки преследователей. От них мало убежать. Надо оторваться!
Он влился в танцующую толпу, расталкивая парочки локтями под возмущённые возгласы. Пару раз его пытались приложить особо ушлые моряки, но он ловко уворачивался, и удары прилетали по их дружкам. Пару раз принц телекинезом опрокидывал кружку кому-нибудь на голову, и за столами начинались потасовки.
— Ты чо на меня?!
— А ты чо на меня?!
Кричали друг на друга — теперь уже бывшие — друзья.
Таверна погрузилась в хаос. Бились кружки, бутылки, столы и стулья. Летели зубы, брызгала кровь. Взрывалась брань и проклятья. Визжали бабы. Пожилой бард лыбился щербатым ртом, молодой — трясся в уголке, а их музыка набирала безумные обороты. Кружила, кружила,
