Двуликий бог. Книга 2 (СИ) - Мэл Кайли
— Не старайся понапрасну, — с паскудной насмешкой протянул он, поглаживая ладонями мои бёдра, но всё же замерев в нерешительности, — тебе не превозмочь чары, не унять жажду плоти, — руки дрожали и ходили ходуном, но я крепко, судорожно сжимала кинжал. И всё же не могла. Не могла убить его, освободиться. Были ли виной тому упомянутые чары или моя нерешительность, но я не находила в себе сил перерезать мерзавцу горло, хотя кисть моя призывно вздрагивала. И вместе с тем так же призывно покачивались бёдра. Рассудок и морок разрывали меня пополам. И он знал это. — Ни одной привязанности, даже самой искренней, не преодолеть заклинания самой Г…
Но договорить Бьярн не сумел. Послышался страшный шум и грохот, точно раскат грома расколол своды над головами, затем, судя по звукам, в пиршественной зале поднялась дикая суета, раздались крики и лязг оружия, а уже в следующий миг рыжая молния промелькнула перед моими глазами. Грациозным звериным прыжком Локи сбил подлеца, и они с руганью прокатились по земле. Впав в окончательное замешательство, я отползла спиной к стене, всё ещё сжимая в дрожащей ладони клинок. По щекам моим текли слёзы стыда, раскаяния и… разочарования. Борьба длилась недолго: бог огня оседлал противника, обхватил его скулы и сделал короткое резкое движение. Раздался жуткий хруст, и голова Бьярна так и осталась бессильно повёрнутой в сторону. На лице замер испуг. Глаза начала заволакивать мутная пелена.
Локи поднялся на ноги, отряхнулся, отёр кровь со щеки. Наряд подружки невесты изрезанными лоскутами свисал у него с пояса. Рубашка также была исполосована и кое-где окрашена кровью в алый цвет. Я закусила губу, но вместо страха и волнения испытала новую волну возбуждения. Не владея собой, я дрожала, сжавшись и прильнув к стене. Бог обмана лениво приблизился ко мне, точно ничего и не случилось, но лицо его было бледнее смерти, а глаза сверкали такой яростью, что на миг мне всё же стало не по себе. Затем сомнения поглотили чары, черпая силу в новом объекте воздыхания. Я ощущала его запах, не могла оторвать глаз от часто вздымающейся после схватки сильной груди, от раскрытых губ. Локи склонился, ласковым движением коснулся плеч, а затем схватил меня и выдернул из состояния оцепенения, грубо подняв на ноги и прижав к стене.
— Ты что, рассудка лишилась?! — в бешенстве закричал он, приложив меня затылком о камень. Голос его скакал, руки дрожали то ли от злости, то ли от возбуждения. Мир перед глазами затуманился, но я всё ещё видела перед собой его губы, искажённые гневом. — Почему ты не убила его?! Задержись я на минуту, и было бы поздно! — его голос сорвался. Сорвалась и я. Всем телом прильнув к желанному богу обмана, я, забыв осторожность, впилась в его губы, уронила кинжал на пол, запустила пальцы в огненно-рыжие волосы. Повелитель, казалось, оторопел, затем с леденящей жёсткостью оттолкнул меня, вновь ударив о стену плечами и головой. Я раскрыла полные губы, застонала больше от огорчения, нежели от боли. Я утратила остатки разума. Тело не подчинялось мне. Я хотела его безудержно, исступлённо, слепо, извиваясь, как кошка, в его руках.
Локи так посмотрел на меня, что казалось, ещё мгновение, и он сам меня убьёт. Он лишился самообладания, едва мог дышать, в глазах разгоралось то демоническое пламя, которое не следовало будить. Вопреки моим опасениям, он прижал меня к стене всем телом, сдавил плечо до боли, а, когда я раскрыла губы, чтобы закричать, впился в них ненасытным звериным поцелуем. В его руке сверкнул кинжал, пальцы скользнули мне под рубашку и ловко перерезали оковы, высвобождая грудь из плена бинтов, ладони с жадной страстью сжали её. Я застонала, оторвавшись от его жарких губ.
— Это будет быстро, необдуманно и жёстко, но тебе понравится, — предупредил он и подхватил меня под бёдра. Угадав его намерения, я обняла торс мужа ногами, обвила его шею и всем телом прижалась к нему, теряя остатки разума. Он расправился с поясом, приспустил свои штаны и овладел мной, как и обещал, болезненно и эгоистично. Как и обещал, мне понравилось. Очень понравилось. И с каждым новым нетерпеливым движением нравилось всё больше. Где-то бегали и кричали йотуны, кто-то падал и умирал, что-то горело и дымилось, в один миг кусок свода обрушился, придавив нескольких гостей, а мы, отринув всё сущее, сливались в безумном диком акте любви, и Локи рычал над моим ухом: «Моя… Только моя!» За его слова, безрассудную страсть, дарующие блаженство движения, прикосновения и поцелуи, я готова была жизнь отдать. Всё становилось неважным, кроме его власти надо мной. Той привязанности, которая смогла сломить нерушимые прежде чары.
Мы успели покончить с безрассудством и даже сколько-нибудь оправить оставшиеся одежды, когда оглушительный грохот раздался снова, по сводам над нашими головами пошла глубокая чёрная трещина, и сверху посыпалась каменная крошка. Со стороны послышался полный ярости крик Тора и частые тупые удары.
— Нам пора, — опомнился Локи и, схватив меня за запястье, бросился прочь, обратно в пиршественную залу, увлекая меня за собой. Многие турсы лежали мёртвыми, но многие также оставались на ногах, всей своей подлой шайкой нападая на могучего громовержца, где-то растерявшего и покрывало, и венок из цветов, и даже связку ключей на чреслах, но зато вновь обрётшего Мьёлльнир. И всё же йотунов было слишком много. Их плотное кольцо сужалось вокруг рыжебородого аса. — Кончай их, хватит забавляться, — крикнул бог огня, и Тор, странно осклабившись, запустил молот над головой. Своды не выдержали его удара, надломились, рухнула одна из стен, поддерживавшая их. Бог грома бросился к ней, раскидав по пути оставшихся турсов, поймал каменную опору.
— Поторопись, лукавый Локи! — закричал в ответ защитник Асгарда, с трудом поддерживая тяжёлый кусок стены, чтобы мы сумели проскочить в пролом. Двуликому богу не понадобилось повторять дважды. Мы бросились сквозь прорванное кольцо великанов, огибая обломки сводов, и выскользнули в щель между двумя горными плитами. Я обернулась. Немного погодя, и Тор вырвался вслед за нами, весь седой от каменной пыли. Жилище Трюма обрушилось, погребя под собой
