Анна Кэтрин - Соль и серебро

— Двери — это символы. В основном. Или аллегории. Или притчи. Это метафизические проявления выбора между дорогой богов и выбором своей собственной судьбы. — Она взмахивает рукой. — Или нет.

— Это, — замечаю я, еле сдерживаясь, — не особенно информативно. — Двери обретают власть, исполняя желания, — резко говорит Нарния. — Потому что… — Послушай, насколько нам известно, Двери — это тест для человечества. Вот почему они у нас есть. Что-то или кто-то хочет собрать сведения о нас и посмотреть, как мы управляемся с этими чудесными волшебными штучками. Так что Двери исполняют желания, потому что этим они привлекают нас, и желания питают Двери, поэтому они хотят оставаться рядом с нами. Это равновесие, очень тщательно созданное равновесие.

Я морщусь:

— С неизвестным кукольником на заднем плане.

Нарния неохотно кивает:

— Так мы думаем. Но может быть, дело совсем не в этом, может быть, нет никакой причины для существования Дверей. Может, нам просто не повезло заполучить такой соблазн. Это не то, что мы в состоянии проверить.

Я вспоминаю Дверь в Аду мумии, которая просто хотела, чтобы ее оставили в покое.

— Возможно, — говорю я, — у Дверей тоже нет выбора в этой ситуации.

Ее глаза вспыхивают, и мне кажется, что она просто обдумывает что-то, а не намеренно пытается испугать. Она смотрит вниз, слегка улыбаясь сама себе.

— Что ж, — заявляет она, — это теория. Но если я чему-то научилась у Дверей, так это тому, что всегда есть выбор. Да или нет? Что ты за человек? Что важнее — желание твоего сердца или сердце твоего желания?

Я моргаю. Райан хмыкает, а Рокси говорит:

— Черт, она снова собирается сочинять стихи.

Нарния встряхивается, переводит взгляд на нас:

— Твоя Дверь переместилась, и это значит, что кто-то этого захотел, а Дверь подумала, что это хорошая сделка. Нам нужен кто-то, кто знает о твоей Двери, кто знает о желаниях и у кого есть потенциал создать достаточно неприятностей, чтобы это стоило усилий со стороны Двери. — Она презрительно фыркает. — Ты и твои глупые друзья — то, что надо. Вы единственные непосвященные, кто когда-либо открыл дверь и прожил после этого больше недели.

— Что, и это не может быть охотник? — Я просто… я не могу. Да, мы сглупили, но…

— Не может быть охотник, — отвечает Нарния. — Их мысли — это мои мысли. — (Рокси скрипит зубами позади нас, но мы не обращаем внимания.) — Действительно, Элли. Подумай.

Я не хочу думать. И мне не нравятся выводы, к которым я неминуемо прихожу.

Я знаю, что это не я, потому что у меня и так было много мороки с Дверью в подвале (к сведению, я это ненавижу. Ненавижу, ненавижу, ненавижу). И это не Стэн — Стэн мертв, он не может продолжать загадывать желания и поддерживать этот хаос. В любом случае я проверяю это предположение, посылая мысль в его дом, его клубы, в его любимую кабинку в закусочной, где он любил вздремнуть, — никаких Дверей там не появилось. У него их нет.

Остается только…

Райан кладет руку мне на плечо. Я почти не чувствую ее вес.

— Аманда, — произносит Райан.

Я выдыхаю:

— Аманда.

— Кто такая Аманда? — спрашивает Рокси. — Та, которая призвала Дверь вместе с тобой?

Я так устала.

— На самом деле это была ее идея. Мы думали, это просто шутка… — Я уставилась в землю. — Дерьмо! Это так похоже на нее. Если она поняла, что может передвинуть Дверь, проводить с ней двадцать четыре часа в сутки…

— Элли, — говорит Рокси, — сначала проверь. Ты же раньше находила Двери, да? Поищи свою Дверь сейчас.

Я моргаю. Закрываю глаза и зову:

«Дверь, где ты?»

Элли!

Похоже, она действительно рада меня слышать. Я получаю видение большого дома на холмистом лугу, переходящем в пляж со сверкающей синей водой, легкие волны бьются о берег. Я вижу бассейн за домом и домик около бассейна, с коричневыми и бежевыми полотенцами и подобранным по цвету постельным бельем.

И посреди всего этого — Дверь. Я знаю этот дом. Я знаю этот пляж. И я знаю этот пляжный домик.

Дверь огромна. Она стала как минимум в три раза больше с тех пор, когда она бытовала в подвале закусочной, она раздулась от желаний и булькает от счастья.

— О, черт! — Я открываю глаза. Выступили слезы, поэтому я тру глаза — плохая мысль, с учетом того, что у меня соль на руке. Теперь глаза еще и печет. — Дерьмо!

— Плохие новости? — спрашивает Райан.

Я киваю:

— Дверь у Аманды, на Лонг-Айленде. — Я хихикаю, хотя не собиралась этого делать. — Думаю, это на самом деле была рука Франклина, угу? Она показывала в сторону океана.

— Элли, — говорит Рокси, и я проглатываю свой смех и пытаюсь снова.

— Она круче, чем мы трое, — говорю я, затем взмахиваю головой в сторону Нарнии. — Четверо, если считать Толкиена.

Нарния, кажется, сейчас начнет выдыхать огонь. Интересно, она на самом деле это умеет? Это было бы одновременно круто и пугающе. Спрошу Райана попозже.

Райан снимает шляпу и проводит рукой по волосам, оттуда вываливаются травинки. Я живо вспоминаю, чем мы занимались в траве.

Я на миг закрываю глаза.

— Вот что я думаю, — говорит Райан, возвращая шляпу на место. — Нарния, ты сможешь нас прикрыть?

Она вздыхает.

— Я знаю, куда вы собираетесь. И это будет утомительно, — отвечает Нарния.

Она поворачивает руки ладонями вверх, слегка расставляет ноги, ее глаза вспыхивают. Я слышу, как она воспламеняется, чувствую ее магию, овладевающую нами, касающуюся каждого охотника. Но она не касается меня, что я считаю несправедливым, — я формирую маленький крючок из моего внутреннего синего огня и накидываю его на ее чары.

Послушай, терпеть не могу, когда меня игнорируют. К этому моменту это должно стать очевидным.

Вот только вместо того, чтобы привлечь внимание к себе, я заканчиваю тем, что следую за ней повсюду, куда она направляется, и «встречаю» всех охотников. Нарния знает их всех по именам — не по настоящим, а по охотничьим. Здесь Фэйги — кому захочется зваться Фэйги? — и Моше, Тереза, Смит, Курлик и Стар (вот это уже на что-то похоже). Они прибывают и прибывают, федоры, и стетсоны, и бейсболки; они на работе, дома, занимаются сексом, ужинают.

«Иди сюда», — зовет Нарния.

Это похоже на зов моей Двери, но он вовсе не пахнет Дверью. Тем не менее он властный и обращен ко мне. Я крепко хватаю ее за руку и показываю ей изображение дома, дорог, ведущих к заливу Нойак и гавани Сэг, деревья, пляжи, бесконечный синий океан. Потом, поскольку она никогда там не была, я показываю ей свою закусочную, все, что помню о ней. Красные виниловые кабинки, зеленые пластиковые стулья и синий блестящий пластик на барных стульях. Столы, украшенные старыми газетными вырезками о протестах хиппи, в которых Салли участвовала в свои лучшие годы. Я показываю ей Уильямсбург, ту часть, где я живу, — сплошной бетон, метро и ряды старых многоэтажных домов.