Змеи Неба и Пламени (ЛП) - Кенни Ребекка Ф.

— Я голодна.

Чертовы люди. Я проигнорировал ее замечание и расширил ноздри, вдыхая соленый вечерний воздух. Величие неба не может не…

— Я голодна.

— Тебе придется подождать.

— Но я умираю от голода. Я не ела с завтрака, и это был всего лишь кусок фрукта и маленький ломтик сыра. Я пекла весь день и часть утра, готовила пироги для раненых солдат, поэтому пропустила обед, и я так голодна, что мне плохо. Мы не можем развернуться и вернуться? Может, я найду ягоды или стащу пирог с чьего-нибудь подоконника… люди ведь так делают? Оставляют свои пироги на подоконниках, чтобы они остыли? Я видела такую картинку в сказке однажды… Ты знаешь, что такое сказка? Ты когда-нибудь читал книгу? Конечно, нет, потому что драконы не умеют читать…

Я издаю низкий рык и снова сжимаю когти. Девушка задыхается от боли, но продолжает говорить.

— Послушай, я не знаю, что ты планируешь со мной сделать, но если я умру от голода, прежде чем ты этого добьешься, это разочарует нас обоих. Мне нужна еда, и она нужна мне сейчас.

— Я накормлю тебя, когда мы доберемся до места назначения. Люди не умирают от голода за несколько часов без пищи. — Я сказал это уверенно, но на самом деле плохо разбирался в привычках и уходе за людьми. Придется кое-что изучить, когда мы прибудем в Уроскелле. Возможно, один из старейшин…

— Куда мы летим? Какая у вас там еда?

— Клянусь костями моих предков, неужели мне так и не дадут закончить мысль? — Я ответил, сдерживая раздражение. — У нас есть мясо, ягоды, овощи. Иногда рыба.

— У вас есть чай?

— Что, черт возьми, такое чай?

— Это напиток. Я его очень люблю. Выпиваю по несколько чашек в день. Легкий фруктовый чай за завтраком, более темный и крепкий утром, холодный сладкий чай на обед, пряный чай с медом после полудня и травяной сбор, чтобы успокоиться перед сном. Последнюю чашку пью с каплей молока.

— Но… что это вообще такое?

— Это горячая вода, настоянная на разных листьях, в зависимости от вкуса и свойств, которые ты хочешь получить.

Горячая вода… с листьями.

Я начинаю сожалеть о своем выборе человека. Глубоко сожалею. Если бы я мог вернуться назад и схватить другую, я бы это сделал. Почему я выбрал эту пушистую розовую девочку с башни, а не нормальную крестьянку в простой одежде и с толикой здравого смысла?

Я бросил взгляд на Варекса и с изумлением увидел, как его женщина карабкается по его передней лапе. Она каким-то образом умудрилась забраться ему на плечо и сесть верхом на его шею. Варекс предложил ей это, или она сама додумалась? Ее рыжие волосы развевались, пока они летели, и даже когда Варекс делал пару резких виражей и спусков, она оставалась прочно сидящей на его спине.

— Я хочу пить, — пожаловалась принцесса.

Я с трудом сдержал стон.

Полет до Уроскелле никогда не казался таким долгим.

4. Серилла

Темно, когда мы приземляемся. Из-за клочьев облаков, разбросанных по ночному небу, почти нет ни света звезд, ни света луны. Похоже, драконы видят в темноте; они не нуждаются в источниках света. Все, что я могу разглядеть в нашем месте назначения, — это огромную, громоздкую гору.

Черный дракон влетает в каменный тоннель. Холодный ветер пронзает его крылья и обдувает мое лицо. Мы вырываемся в открытое пространство, но лишь на секунду, а затем начинаем петлять между каменными столпами, темные колонны мелькают по обе стороны с захватывающей дух скоростью, и я так уверена, что мы врежемся в одну из них, что едва не кричу. Он взмывает вверх, почти касаясь отвесной скалы, пока не достигает вершины. Затем устремляется в пещеру и, пролетев немного внутрь, роняет меня.

Я резко вдыхаю, ожидая болезненного падения на каменный пол, но вместо этого приземляюсь на толстый слой мягкой, пушистой травы. Или на что-то похожее на нее. Все вокруг погружено в глубокую, чернильную темноту, за исключением округлого входа в пещеру, светящегося более светлым, меловым оттенком черного, словно окно в ночь.

Я слышу, как дракон приземляется, его когти скребут по камню, крылья хлопают в темноте. Он выдыхает, и на мгновение пещера освещается его раскаленным воздухом. Вокруг меня — каменные стены, покрытые символами, и я лежу в гигантском гнезде.

Когда огонь в его дыхании угасает, единственный свет исходит от слабого мерцания двух желтых глаз дракона — недостаточно ярких, чтобы что-то осветить, но достаточно, чтобы я поняла, что он смотрит на меня.

— Я уйду на большую часть ночи, — говорит он. — Как принц Уроскелле, я должен навестить скорбящих и принять дань из костей от мертвых. После этого я принесу тебе еду, и мы поговорим о твоем предназначении здесь. А пока спи. Не покидай гнездо.

С порывом крыльев и раскаленным дыханием он уносится из пещеры.

Кости ломит, и каждая точка, где его когти касались меня, болит. Утром я буду покрыта синяками. Но не боль не дает мне уснуть. Меня терзают его слова, которые он произнес сразу после того, как схватил меня.

— Отныне твой единственный титул — «пленница», и твое единственное место — в моем гнезде. Твоя воля, твое будущее и твое тело принадлежат мне.

Однажды, когда я была слишком мала, чтобы слышать подобное, я услышала историю о драконе, обезумевшем и изгнанном из своего клана, который похищал человеческих женщин и насиловал их, пока они не умирали от травм. Даже тогда я понимала, что он был исключением, а не монстром, по которому можно судить обо всех драконах. На самом деле, до тех пор, пока драконы не объединились с Ворейном и не начали убивать мой народ, они меня скорее восхищали.

Но во время войны я увидела их истинную природу. Их жестокость. И теперь я могу представить, как они мстят самыми ужасными способами.

Именно поэтому, пока дракон нес меня, я продумала стратегию. Я стану самой надоедливой пленницей, которая когда-либо была у дракона. Я буду раздражать своего похитителя день и ночь. Я буду критиковать, требовать, ныть и жаловаться, пока мысль о том, чтобы желать меня, станет для него последней мыслью в голове. Я сведу его с ума, пока он не освободит меня или не убьет.

Таким образом, я избегу страданий, быть изнасилованной до смерти его огромным, шипастым драконьим членом.

Если быть честной, я никогда не видела драконьих гениталий. Самцы держат свое хозяйство спрятанным и показывают его только чтобы помочиться или для размножения. Но я слышала, что драконьи члены — это колючие, шипастые, зубастые чудовища всех возможных форм и размеров. Самки драконов, вероятно, крепки внутри и могут выдержать такую грубую вязку, но человеческие гениталии разорвутся мгновенно.

Я полна решимости не допустить этого. Но что насчет остальных женщин, которых забрали? Я видела их издалека, пока мы летели; мне даже показалось, что я узнала пару из них. Спасая свою жизнь я должна думать и о них. В конце концов, их плен — вина моей матери. Моей проклятой матери и ее Верховного Колдуна.

Я точно не смогу уснуть. Ни с этими синяками, ни в этом платье, ни с урчащим желудком и безумными мыслями, ни с этой травой, которая шуршит каждый раз, когда я хоть немного двигаюсь. Но я могу попытаться устроиться поудобнее.

Сначала я снимаю свои туфельки и чулки. Затем расстегиваю жесткий кринолин и верхнюю юбку. Это было нелепое платье для похода в госпиталь, но мать велела служанкам его мне подготовить, и я не привыкла отказывать ей в мелочах. Я научилась, что если хочу сказать ей «нет», сначала нужно заработать на это право — заслужить одно «нет» тысячей маленьких «да».

Без кринолина мне намного комфортнее. Я расстилаю шелковую юбку на своем месте отдыха, надеясь, что она сделает траву менее шумной.

Глаза едва привыкли к темноте, и я не рискую выбираться из гнезда в поисках пути к бегству. В любом случае, я подозреваю, что выхода нет — только отвесная скала, уходящая вниз прямо от входа в пещеру.

Когда я снова устраиваюсь поудобнее, то понимаю, мне нужно в туалет. Здесь, конечно, нет уборной, но это меня не останавливает. Мой план — стать неприятной для дракона, и неприятной я буду. Так как мне не хочется лежать в собственной моче часами, я ползу к дальнему краю гнезда и справляю нужду на траву. Уверена, что у него острый нюх, и он обязательно почувствует запах.