Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка - Салма Кальк
Ещё до болезни я три года танцевала в любительском коллективе — мы занимались как раз эпохой барокко и рококо. Я была привычна к музыке, разбирала нотацию, которой записывались схемы танцев, умела сделать ногами нечто, недоступное тем, кто не учился специально… и носила костюмы. Мы шили их сами, или заказывали разбирающимся в теме мастерам. Так что — некоторый опыт у меня внезапно был.
Но в отличие от многих девочек, коллег по ансамблю, у меня не было иллюзий на тему того, что хочется попасть в прошлое, чтобы носить эти прекрасные платья каждый день. Я отлично понимала, как много зависит от того, в каком сословии ты родилась, кто твои родители, какие у них родственники, свойственники и вообще дружеские и деловые связи. Тем более — родиться женщиной, которая вовсе не самостоятельная единица, которая используется для упрочения тех самых связей, сначала для отца, потом для мужа, потом для сыновей. И даже родись ты дочерью короля, тебе не будет проще, скорее, наоборот — сложнее. Придворный протокол, обязанности, просватана заочно с детства — все принцессы так живут. О нет, я не хотела в попаданки, совсем не хотела.
А ещё я помнила, что меня здесь ждут изрядные бытовые трудности.
Споры о том, кто мылся, а кто не мылся, которые нет-нет, да заводили мои современники, теперь не имеют никакого смысла — потому что даже те, кто здесь моется регулярно, вряд ли имеют возможность делать это каждый день, а то и дважды в день. Меня не ждал в этом доме водопровод, равно как и канализация, а чтобы принять ванну, воду следовало натаскать и нагреть.
Пока я лежала и еле шевелилась, меня не мыли, но протирали влажной тряпочкой, и на том спасибо, как говорится. Но очень хотелось нормально помыться, нормально вымыть голову и сменить постель. Интересно, кто в этом доме заведует сменой постели? Или сначала мне следует утвердиться в роли хозяйки?
Ладно, хоть фарфоровую ночную вазу приносили исправно, и то хлеб.
Пока я просто старалась не думать о том, как давно у меня не мыта голова. Потому что начинала чесаться от одной такой мысли. Хорошо, хоть сорочки меняли — видимо, у Викторьенн их было достаточное количество. Ничего, встану на ноги — разберусь.
И вот момент вставания на ноги придвинулся вплотную.
В целом для меня не стало открытием ни приготовленное платье, ни разные процедуры по приведению меня в человеческий вид. Просто… ощутить всё это на себе было очень любопытно. Этакий исторический туризм, да?
То есть нет, уже эмиграция. Я не вернусь домой никогда, и… хорошо ли это?
Да кто его знает-то! Но второй шанс — это в любом случае хорошо, и нужно его не пролюбить. И если для этого придётся терпеть одевание в шесть рук — ничего, потерпим.
По редким визитам ко мне я поняла, что баронесса Эдмонда одевается скромно. Или от того, что стеснена в средствах, или все возможные средства тратятся на сына. Кстати, этого сына я пока не видела.
Тереза одевалась в целом поживее — ткани с рисунком, на голове не чепец, но причёска, подводила глаза и румянилась. Украшений я на ней не видела — или нет, или дома не надевает.
Мне же предстояло надеть домашнее платье из лилового плотного шёлка, а под него — другую сорочку, чулки, корсет и три нижних юбки — Тереза сказала, что без фижм пока обойдёмся. Несчастные мои, то есть Викторьенкины, волосы замотали в плотный пучок, а сверху на него надели… парик. Я осторожно потрогала — вроде бы натуральные волосы, не буду думать, откуда эти волосы взяли. Цвет волос — непонятно бледный, и кое-где виднеются следы не вычесанной до конца пудры.
А когда меня принялись одевать, оказалось, что Викторьенн изрядно похудела за три недели болезни. Ну да, лежала же тряпочкой и не ела ничего, только пила понемногу, да бульон с ложечки, как-то так мне рассказали.
— Что ж такое-то, госпожа Викторьенн, как же мы вас оденем-то, — вздыхала Жанна.
— Ничего, Жанна, сейчас придумаем, — командовала Тереза. — Не утягивай корсет совсем, только зашнуруй, и достаточно. А платье подошьём, если будет свободно.
Насколько я понимала про эпоху, платье и прочее бельё — индпошив, то есть — шили на Викторьенн и по её меркам. Судя по корсету, у неё имелась недурственная грудь, не слишком тонкая талия и заметные бёдра. Сейчас же и грудь поуменьшилась, и талия стала тоньше — поголодай-ка три недели! Но девы колдовали надо мной прилежно и тщательно, и скоро сказали — готово. Я поблагодарила, и сделала два шага до зеркала.
Шаблон попаданки — смотреть в зеркало и осознавать, что такое тебе выдали в новом мире. Мне выдали нечто заморенное и несчастное, к тому же одетое не по размеру. Как с чужого плеча, право слово.
Викторьенн была невысока, и наверное, выглядела этакой привлекательной темноглазой пышечкой, мне так показалось. То есть по моим домашним стандартам она бы выглядела пышечкой. Здесь-то вряд ли, я так думаю. Цвет волос я пока не поняла, ладно, помоюсь — разберёмся. А как здесь ухаживать за собой… тоже разберёмся.
— Нужно румяна наложить, — Мари уже несла склянку.
— Нет-нет, Мари, не нужно. Буду шокировать всех интересной бледностью, — усмехнулась я. — Я болею, или как? Могу позволить себе выглядеть немного несчастной.
— Как знаете, госпожа Викторьенн, — по виду Мари, я теряла шанс самое малое на всю оставшуюся безбедную жизнь, но настаивать она не осмелилась.
Я почему-то отлично понимала всю их мотивацию. Или здесь всё совсем просто, или моя предыдущая жизнь научила разбираться в людях?
Ладно, идём дальше. То есть — я взяла за руку Терезу, и мы отправились в столовую.
3. Бледная и похудевшая
Я порадовалась про себя, что здешней версии меня не положено ходить одной, потому что я бы непременно заблудилась — куда идти-то, не знаю. Дом господина Гаспара оказался велик. Три этажа, ходы-переходы, много людей — кто кланяется, а кто и шныряет из-под ног, пряча глаза, и неизвестно, что говорит нам в спину, когда мы не видим и не слышим.
Дом полон людей, и наверняка у них есть своё мнение о том, кто должен здесь командовать. Да только их же никто не спросит, верно?
Тереза привела меня в светлую комнату, где за столом уже
