Другой край мира (СИ) - Иолич Ася

Он взял одну и откусил.

– Немного сложно жуётся, – сказал он, садясь на кровать. – Но вкусно.

– Там жёсткие орехи. Орехи, варёные в меду, гораздо мягче.

– Я пробовал на празднике. Кир Ансе приходит рисовать мой портрет. Он очень интересный молодой человек. У него есть тяга к знаниям.

– Он пугает людей. Он приходит без спроса в разные дворы и молча ходит за кем-то, уставившись на его руки, и зарисовывает некоторые вещи. Взрослые посмеиваются добродушно, а парни вроде Тамира и Арета могут и прикрикнуть.

– Он быстро вырастет и сможет сам на кого угодно прикрикнуть. Ты видела, как он рисует?

– Да. Он как-то мне сказал, что делает это, потому что хочет научиться летать. Он лет с трёх везде ищет мёртвых пёстрых сорок, а теперь ещё и рисует их крылья. По-моему, он мечтал о ястребе, но так ни разу и не нашёл.

– У нас на юге охотятся с хищными птицами. Кирья... Аяна. Сядешь ко мне, Аяна?

Она села к нему на кровать, он свернулся вокруг, обняв её.

– Ты снова хочешь укусить меня? – спросила она.

– Нет... Да. Постоянно.

– Так укуси.

Он напрягся.

– Подвинься, – сказала она. – я лягу к тебе.

Он подвинулся на дальний край, и она легла лицом к нему.

– Почему ты меня не боишься? – прошептал он.

– А почему я должна?

Она гладила его по щеке, и он млел, как кот, которому чешут подбородок.

– Почему я должна тебя бояться?

– Не знаю. Я думал, это в порядке вещей, когда девушка... боится.

– Я не боюсь тебя. Поцелуй меня.

Он поднял руку и показал ей.

– Смотри, от твоего шёпота у меня мурашки.

– Делай, что я сказала.

– Ничего себе, – сказал он, целуя её. – откуда эта дерзость?

– Ты мучил меня, – прошептала она. – и продолжаешь мучить.

– Аяна... – приподнялся он на локте. – Ты понимаешь... Ты ведь понимаешь...

– Да. – Она отвела глаза. – Понимаю.

– Ты ведь знаешь, что я...

– Испортишь меня. Конда, я не вещь, чтобы меня можно было испортить.

Он застонал и перевернулся на спину.

– Когда ты так говоришь, мне становится совсем невыносимо!

– Почему?

– Не знаю! Об этом не говорят.

– Но... но у вас же рождаются дети.

– Потому что так положено, Аяна! Люди заключают брак, и потом у них рождаются дети. Они не говорят об этом.

– Танцы надо танцевать, а не говорить о них, – вспомнила она.

– Чему я научил тебя, – схватился он за голову.

– Я просто повторила, что ты мне сказал однажды. Ладно, – сказала она, пододвигаясь ему под бок и обнимая рукой. – Как заключается ваш этот брак?

– Сначала кир, который хочет жениться, подбирает себе жену. Он присылает запрос отцу будущей жены и спрашивает его согласия. Если тот согласен, они уточняют стоимость брака. Будущий муж идёт в местную ратушу и запрашивает разрешение на брак. Когда ему приходит бумага, он идёт к будущему тестю и выплачивает ему выкуп. Они подписывают брачное соглашение, и будущий муж готовит свадьбу. В назначенный день он приходит к тестю, ему выводят и отдают его жену, и он увозит её в свой дом.

– Постой. Ты ничего не сказал о самой девушке. Что если она не согласна?

Конда повернул голову и посмотрел на неё.

– Кирья... можно мы просто полежим вот так, Аяна?

– Я укушу тебя, – нежно сказала она, ведя пальцем от его уха всё ниже. – Я укушу тебя за мочку уха, потом за твою красивую шею, потом возьму пальцами за тесёмку твоего воротника, вот так...

– Стамэ... Стой... стой... я всё скажу. Подожди. Сейчас. Аяна, ты сейчас изумляешь меня. Где ты такому...

– Рассказывай. Иначе я...

– В общем, её согласие не требуется. Брак, по сути, заключается между семьями. Кирья ничего не может выбирать. Ну, в основном. Иногда любящие родители идут на поводу у дочери и знакомят её с несколькими женихами, предоставляя ей выбор.

Аяна представила, как её выводят из родного дома к какому-то малознакомому мужчине, и говорят, что это теперь её муж. Она вздрогнула.

– Ничего удивительного, что девушки... боятся. Ты вообще понимаешь, как это?

– У нас говорят: «Стерпится – слюбится».

– Это ужасно.

Она помолчала.

– Я хочу спросить ещё. Конда, что такое «бордель»?

Он замер и шумно вдохнул, потом сглотнул. Она лежала и смотрела на его скуластое лицо, и в груди нарастало что-то нехорошее.

– Что это? Конда?

– Где ты слышала это слово?

Она помолчала, потом сказала:

– Ты так напрягся, как будто это что-то плохое.

– Да. Я хочу знать, где ты слышала это слово.

– Я не обещала отвечать на каждый твой вопрос. Это ты мне обещал.

– Я знаю. Я не хочу. Разреши мне тоже не отвечать.

Она вздохнула.

– Когда ты так умоляюще сводишь брови, ты становишься похож на Рафу, который выпрашивает что-то. Хорошо.

Она поцеловала его ещё раз, потом ещё.

– Остановись, прошу, – сказал он. – Не надо.

– Почему?

– Аяна, я уеду весной. Я не знаю, когда смогу вернуться.

– Весна не скоро. До весны далеко.

– Сто дней. Я уеду через сто дней.

Она замолчала. Сто дней! Это было так много и так мало.

– Но ты ещё не уехал. А что, если ты останешься?

– Я не смогу.

– Почему?

– Без меня мои люди не попадут домой. Я указываю путь, ведя «Фидиндо» по звёздам.

– Никто не может этого сделать, кроме тебя?

– Помощник капитана Эрланта мог. Но он погиб от той болезни. Остальные не умеют пользоваться приборами. А возвращаться вдоль берега опасно, потому что мы не знаем дна в ваших краях, и это займёт гораздо больше времени. Это огромный риск. Может кончиться вода, провиант, или «Фидиндо» сядет на мель.

– А это сложно? Пользоваться приборами? Ты можешь научить кого-то? Капитана Эрланта?

– Это сложно. Я учился этому. Я посещал наставников и сидел над книгами. Всё это было настолько сложно, что я бы сдался, если бы не детская мечта. Ну и, конечно, не Пулат.

– Пулат... Твой отец! Ты называешь отца по имени?

– Да. Аяна, почему вы не пытались покинуть долину? У вас же когда-то были корабли. Рыбаки показали мне книги в вашем хранилище.

– А зачем?

Он повернулся на бок, лицом к ней.

– В каком смысле, «зачем»?

– Зачем покидать место, где тебе хорошо?

Он задумался, потом вздохнул.

– Да. Ты права.

– Я понимаю, почему ты покидаешь дом, – сказала она после долгого молчания. – Когда мне было двенадцать или тринадцать, у меня вот тут, – она провела пальцем от горла до пупка, – как будто что-то натянулось. Как тетива. У меня в голове было так легко, что, казалось, любой ветерок может подхватить меня и унести куда угодно. Я ходила на гребни долины с другими, и там стояла и глядела вдаль, представляя, что же там, в этой невидимой дали. Я смотрела на птиц и завидовала тому, что они могут так свободно перемещаться из одного места в другое. Мне было хорошо дома, но одновременно было нестерпимо оставаться тут. Со временем эта тетива ослабла. Но я понимаю тебя.

Он взял её лицо в ладони и поцеловал её в лоб, потом прижал к себе.

– Я так засну, Конда, – сказала она. – Ты горячий, как Шош.

– Он постоянно приходит и неотрывно таращится на меня, когда я один.

Аяна рассмеялась.

– Он ревнует. Раньше он так смотрел на Рафу. Видимо, ты теперь вызываешь у него больше опасений.

Она вдыхала запах его кожи так усердно, что у неё защипало в носу и выступили слёзы.

– Хочешь, я помогу тебе выйти на улицу? Сегодня шёл первый снег.

– Снег? Уже?

– Вторая половина ноября. Это поздно. Обычно начинается раньше.

– Там пятнадцать ступенек, и ещё восемь вниз, а у меня одна нога, и арем Дэн запретил мне ходить по лестнице. Жестокий человек.

– Три ноги. Считай и мои. И удобные перила. Пойдём. Я постараюсь поддержать тебя, если ты потеряешь равновесие. И я ничего не скажу арем Дэну.

Его лицо вдруг просияло, он осторожно отпустил её и сел на кровати.

– Пойдём. Пожалуйста.

– Там холодно. Оденься.