Ткань наших душ - К. М. Моронова
Наклоняюсь, чтобы прочитать ее, в голове кружится голова.
Это смайлик с одним словом под ним. Когда я его читаю, кровь отливает от моего лица.
Мои губы немеют, а пальцы обжигает приступ тревоги.
Я разворачиваюсь и выхожу из комнаты.
Стеклянные стены теплицы — ярко-оранжевые, освещенные извне.
Нет. Нет, он бы этого не сделал.
Я врываюсь в дверь и падаю на замерзшую землю в тот же миг, когда вижу, как пламя лижет небо яростными вспышками оранжевого, красного и желтого цветов.
Бумажка выпадает из моей руки.
:) Горите
XXXIX
Уинн
По улицам разносится вой сирен.
Лэнстон протягивает мне чашку кофе, и мы выходим на улицу, накинув на плечи одеяла, чтобы посмотреть, что там черт возьми горит в четыре тридцать утра.
Яркое теплое сияние освещает небо в южной части города.
Лэнстон сидит на капоте своей машины и потягивает напиток.
— Думаешь, это кукурузное поле? Хотя, наверное, слишком поздно для разведения костра.
Я пожимаю плечами.
— Может, кто-то специально это сделал.
Моя чашка застывает, не доходя до моих губ, как на ум приходит одно имя.
Наши взгляды встречаются, и Лэнстон бледнеет, когда мы одновременно бормочем:
— Кросби.
Весь город проснулся и с испуганными лицами смотрит, как мы мчимся по главной улице.
Пожар слишком далеко, чтобы быть кукурузным полем. Мое сердце беспорядочно колотится в груди, а в горле пересыхает.
С тех пор как мы сели в машину, Лэнстон не сказал ни слова. Страх пронизывает воздух вокруг нас.
Пожалуйста, не «Харлоу»… пожалуйста.
Я повторяю эту мысль снова и снова, пока мы не мчимся по длинному отрезку дороги, ведущей к реабилитационному центру.
Мое сердце сжимается, когда мы пересекаем лесополосу и видим выстроенные пожарные машины, которые беспрестанно разбрызгивают воду на «Святилище Харлоу». Все здание охвачено яростным пламенем, поднимающимся выше в небо, чем я когда-либо видела, чтобы огонь поднимался.
Из моих уст вырывается гортанный, животный крик.
Лэнстон нажимает на тормоза и смотрит на этот ад так, будто ему выстрелили в грудь.
Его глаза широко раскрыты, а челюсть безудержно трясется.
Мое тело действует по собственной воле. Я открываю дверь и бегу к горящему зданию. Жара невыносима даже с расстояния двадцати футов. Пожарные поворачивают головы, пока я пробегаю мимо них, некоторые бросают шланги и бегут за мной в полном снаряжении.
— Остановись! — кричит один.
Но я не могу остановиться.
Ничто не помешает мне добраться до Лиама.
В один момент я бегу прямо к входной двери. В следующее мгновение — я на земле, уставившись на искаженное болью лицо Лэнстона.
Он схватил меня.
Требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя, прежде чем я начинаю бороться с ним, напрягая все свои силы.
Его хватка становится крепче и он не отпускает.
Я неистово кричу ему:
— Лиам внутри! Что ты делаешь? Лэнстон, ты убиваешь его! Отпусти меня! Отпусти меня! ОТПУСТИ. ОТПУСТИ МЕНЯ.
Я бьюсь в его сильных объятиях, пока энергия адреналина не выплескивается из меня, а слезы не заливают глаза. Начальный шок перерастает в ощущение потери, которого я никогда раньше не испытывала, в сокрушительный, безнадежный груз, въедающийся в саму душу.
Плач, вырывающийся из моей груди, — это худший звук, который я когда-либо слышала, разрывающий сердце.
Лэнстон плачет вместе со мной. Несколько пожарных становятся на колени возле нас и призывают вернуться к машинам скорой помощи.
Как Лэнстон находит в себе силы встать и нести меня, я не понимаю. Медицинский персонал раскладывает брезент и носилки, ожидая, что они будут заполнены ранеными, но когда истерика исчезает из моего шаткого разума, я осознаю, что они еще не вытащили ни одного человека.
Джерико, Елина, Поппи, Лиам, доктор Престин, миссис Абетт, все остальные пациенты и персонал… В «Харлоу» около полусотни человек. И ни одного не спасли?
Я наклоняюсь, и меня начинает тошнить на заднем сиденье скорой. Лэнстон отчаянно обнимает меня и плавными движениями растирает мне спину, пытаясь успокоить мое нытье.
Как это могло произойти? Почему это произошло?
Из здания, прихрамывая, выходит мужчина с двумя другими на плечах. Все оживляются, и команда скорой помощи подбегает с носилками.
Я смотрю, как они пытаются реанимировать одного из них. Другого кладут на носилки для немедленного лечения и транспортировки. Я вырываюсь из рук Лэнстона и бегу к носилкам.
Это не Лиам. Они намного меньше его, но это все, что я могу сказать. Отчаяние и шок поглощают меня, когда я смотрю на обгоревшего человека передо мной.
Их кожи нет.
Все волосы выгорели с их тел.
Я не знаю, кто это был.
Все, что я знаю… это то, что смерть была бы добрее этой жестокой судьбы.
Мой взгляд возвращается к двум другим. Лэнстон рядом со мной, рыдает, глядя вниз на человека, который, как я только что убедилась, не является Лиамом. Гнилостный запах сожженной плоти жжет мне глаза, но я моргаю, чтобы побороть желание снова вырвать.
Мы неуверенно подходим к мужчине, который вынес тех двух людей. Он стоит на коленях, в основном невредимый, но покрытый сажей и страшно кашляет. Я узнаю в нем ночного сторожа. Скорая помощь немедленно забирает его с места происшествия.
Парамедики накрывают человека, которого пытались реанимировать, белой простыней.
Я смотрю на тело перед нами затуманенными глазами — то ли от шока, то ли от дыма, то ли от слез, я не знаю.
Лэнстон хватает меня за руки и качает головой.
— Нет, — шепчет он так хрипло, что я знаю, мой голос будет звучать так же.
Я не слушаю. Глупо, что я не слушаю.
Белая простыня уже покраснела от крови. Осторожно отгибаю уголок. На носилках лежит скрученная и сильно обгоревшая женщина. В отличие от другого человека, у нее еще сохранились волосы.
И я сразу понимаю, кто она. Кожа на ее лице почти не повреждена, но остальное…
— Елина? — спрашивает Лэнстон отсутствующим, разбивающем сердце тоном.
В желудке крутит, а на глаза наворачиваются беспричинные слезы. Губы онемели, а кончики пальцев пекут. В груди болит от шока, боли потери и моей болезни. Я дышу с перебоями, хрипло, и меня неудержимо трясет.
— Эй, прекрати дурачиться, — тихо говорит Лэнстон, как будто она спит. — Тебя завтра переводят в другой лечебный центр, помнишь? Ты не можешь… Ты не можешь…
Он задыхается и рыдает.
Я прижимаю Лэнстона к груди и плачу вместе с ним.
— Уинн, ты бледная. Эй, что случилось? Уинн?
Лэнстон толкает меня за плечи.
— Мое сердце. — Я с
