А печаль холод греет - Дайана Рофф
Я усмехнулась.
– Узнала? Узнала. Разочаровалась? Разочаровалась. А зачем всё это? Совершенно не зачем: пустая трата времени, чувств и слёз. Это глупый поступок, глупая надежда, глупая любовь. Понимаю, ты ещё довольно маленькая, но всё же тебе стоит понять: у тебя ещё будет время найти любимого человека.
Олин замотала головой, стирая с круглых щёк слёзы.
– Но ведь мир скоро может и погибнуть…
– Тем более! – я хлопнула в ладоши, войдя в свою роль всех направлять на нужный путь. – Зачем горевать по тому человеку, который может скоро вовсе умереть? Понимаю, звучит жестоко, но это правда, Олин. Выкинь его из головы, оставь все эти слёзы и страдания – и проживи последние дни в этом умирающем мире как можно счастливее! Живи в кайф и радуйся своей жизни, несмотря на то, как вокруг всё плохо. Человек сам себе создаёт проблемы, но если о них не думать – их и не будет. А жизнь станет легче и веселее. Поверь, этого стоит достичь.
Когда я вышла из комнаты, где Олин уже не так сильно плакала и более осознанно смотрела на сложившуюся ситуацию, я почувствовала вибрацию телефона: пришло сообщение от Мэйта. И прежде, чем оно почему-то удалилось, я успела прочесть:
«ПОМОГИ МНЕ».
XVIII: А сердце укажет верный путь
И ты, приятель, слушай своё сердце. Пусть оно не всегда советует что-то практичное, пусть кто-то посчитает глупым его решение, но, чёрт побери, тебя твоё сердце не обманет.
Денис Март
Я много раз видела, как люди запивали еду водой или чаем, да и сама так часто делала. Но проезжая на машине мимо одного из уцелевших кафе, я вдруг задумалась, а зачем мы так делали? Можно подумать, что блюдо сухое, поэтому люди и запивали его. Но всегда ли так? У турков существовал обычай запивать кофе водой после каждого глотка. Раньше это делали так, чтобы султан не отравился, но я задумалась над другим смыслом: ведь могли запивать водой для того, чтобы вновь и вновь насладиться вкусом этого кофе. Здесь было так же: мы запивали еду, чтобы мы вновь ощущать вкус блюда – как в первый раз заметить все тонкости.
А в жизни не так? Каждому из нас нужен был этот глоток воды, глоток воздуха, глоток чего-то иного – за пределами нашей повседневной жизни. Нам нужно было время, чтобы потом, как в первый раз, ощутить все те эмоции, испытать их в полную силу, наполниться ими до самых краёв – но смотри, не пролей. После долгого расставания с человеком эмоции лили через край – снова те самые чувства, снова это. Почувствовать эти объятия, кудрявые волосы, тепло широкого сильного тела, любимый запах дождя и шоколадного печенья, полную надежды атмосферу – так и наполняли смешанные эмоции, как ватой наполняли вязанную игрушку.
И всё как в первый раз.
Каждому из нас нужен был глоток воздуха, для того, чтобы аромат, который мы испытаем вновь, был ярче, насыщеннее, чётче.
Так и с любовью.
И я испытала это во всей мере, обнимаясь сейчас с самыми дорогими мне людьми – Джозефом и Филис. В этот момент я любила их одинаково сильно – они оба крепко прижимали меня к себе и молчаливо, но с тёплым пониманием давали мне выплакаться. Смерть матери прорвала платину моей стойкости и силы характера: я плакала как в последний раз – надрывно, отчаянно, судорожно, пачкая соплями то одно плечо, то другое, и всё никак не могла остановиться, как бы ни пыталась. Мне вспомнились все счастливые моменты с моей мамой, частички из детства и младшей школы, которые хоть как-то сохранились в моей памяти, первые дни дружбы с Джозефом, а затем – его любовь. Мне даже вспомнился отец, как бы я ни мечтала его забыть, особенно его предательство и всё то, что он со мной сделал.
Картинки из подсознания всплывали перед глазами, как неожиданно налетевшие осенние листья или крупные хлопья снега, что сейчас вновь укрыл весь Колдстрейн. Но его синева в этот день внезапно исчезла: солнце выглянуло из-за вечных белых туч и жёлтыми линиями украсило бетонные стены многоэтажек, радостными лучами осветило бледные, испуганные лица людей, что устало бродили по опустевшим улицам, где как золотыми капельками сверкал снег. Солнце дарило ощущение тепла на душе, уюта и безопасности, но всё это лишь ложь – такая крупная, размером в нашу планету, что умирала из-за этой лжи. От огня страдали не только люди, но и животные, растения, леса. Всё сжигалось, всё.
Но я не думала об этом сейчас: хотелось лишь чувствовать солнце, греющее спину помимо крепких рук Джозефа и длинных пальцев Филис. Хотелось лишь вспоминать прошлое – такое размытое для меня, непонятное, странное, но отдающее остатками тепла, ведь там, в этом прошлом, ещё была жива мама. А мамы бывали разные… Одна слишком сильно заботилась о своём дитя, вторая вообще не обращала внимания на своих детей, третья с трудом всё успевала и еле-еле сводила концы с концами. Мамы разные – они могли чувствовать от любви до ненависти, от презрения до гордости, от счастья до разбитого сердца. Мамы они такие: переживали по пустякам, а иногда и позволяли детям сделать то, что, казалось бы, никогда в жизни они бы не разрешили; могли накричать за ошибку, но уже в следующую минуту просить прощения за грубые слова и целовать в макушку, утирая слёзы с детских щёк; делали всё возможное для своего ребёнка, а иногда и не выполняли своих общений. Мамы – разные, но в то же время одинаковые: все они когда-то были молодыми, совершали глупости, учились в одних и тех же школах, познавали мир с примерной скоростью, влюблялись в красивых мужчин и разбивались о боль. Наше воспитание – их опыт, жизненный цикл, судьба. Они не хотели, чтобы мы совершали их ошибки, но мы упорно делали наоборот, просто потому, что сами набирались опыта.
И моя мама была такой же, потому что любила меня, а я – её.
«А знаешь, из Джозефа выйдет отличный отец!» – когда-то сказанные слова Филис заставили меня задуматься над другим: а какой из меня вышла бы мать? Была бы я доброй к своему ребёнку, имела бы терпение на все его шалости? Стала бы с раннего возраста учить мудрости жизни и философии
