Василиса Опасная. Воздушный наряд пери (СИ) - Лакомка Ната

– Нет, – покачал головой Кош Невмертич.

– И ночую здесь? – подбросила я ещё вопросик, а сама уже мечтала о том, как приму душ, и как Кош Невмертич…

– Всё верно, Краснова, – ректор хитровато покосился на меня. – Ночуете здесь, принимаете душ и спите в своей комнате. Под замочком. Чтобы никто к вам не пробрался.

– Может, хватит жонглировать этими «ты» и «вы»? – спросила я напрямик. – Может, вообще – хватит?.. – я сделала глубокий вдох и сказала: – Ждать четыре года – это очень долго.

Мы с минуту молчали, и мне казалось, я вижу в глазах ректора целый мир – сначала брызнули солнечные искры, потом повеяло холодом, как от зимней луны, потом разыгралась настоящая буря – с полыханием молний, со штормовым ветром, но вот ректор опустил ресницы, и наваждение пропало.

– Вы правы, четыре года – это очень долго, – согласился Кош Невмертич. – Для такой торопыжки, как вы – особенно.

– И?.. – подсказала я, потому что он замолчал.

– И подождите хотя бы до конца учебного года. Потом всё изменится, – он произнес это глухо и потянул галстук, ослабляя его узел.

Я уже знала этот жест, и сейчас заволновалась и обиделась одновременно. Опять чары Вольпиной?!.

– Ты говорила, что будешь ждать меня хоть десять лет, – продолжал Кош Невмертич, снимая и отбрасывая галстук, а потом поворачиваясь ко мне боком. Он взъерошил волосы, глядя в стену, а я боялась вздохнуть, чтобы не спугнуть наваждение. – Надеюсь, это был не просто легкомысленный птичий щебет. Жар-птица.

– Нет, не легкомысленный, – пробормотала я, понимая, что он уел меня, вспомнив мои слова в конце прошлого учебного года. Ага, обещала ждать и всё такое, а сейчас – чего это четыре года?! так и состариться можно!

– Тогда я многого от тебя не прошу.

– Хорошо, – прошептала я. – Но зачем…

– Затем, что в ресторане я был на деловой встрече, – заговорил ректор уже обычным голосом и посмотрел на меня, усмехнувшись. – А не по личным пристрастиям. Там ещё был отец Царёва. Если не веришь – спроси у своего одногруппника.

Ужасно хотелось ему поверить, что я сразу же и сделала.

– Кош Невмертич… – я шагнула к нему, но он остановил меня, приложив палец к губам.

– Больше ни слова, Василиса, – сказал ректор, и глаза его опять вспыхнули, и в них заклубилась настоящая буря. – Ни слова. Ты очень дорога мне. Сама знаешь, что я отношусь к тебе по-особенному. Но мы договорились подождать.

Дорога?! Я встрепенулась, а потом поняла, что он опять прокатил меня. Со свистом прокатил!

Но выяснять отношения дальше не получилось, потому что колокольчик на входе зазвенел.

– Заказ приехал, – сказал ректор и исчез в коридоре.

Очень быстро исчез, будто сбежал. А скорее всего, и в самом деле сбежал. Наш славный, смелый ректор!

Я не стала слушать, как он разговаривает с курьером, и тоже сбежала – наверх. Но не за полотенцем, а в его спальню. Значит, ужин с Морелли – это не личное, а деловое? И надо спросить у Ваньки? Зачем, если можно узнать обо всем быстрее и проще?

В спальне ректора всё было точно так же, как в прошлом году. И сейф стоял на том же месте. Я открыла его так же легко, как и в прошлый раз. Фотографий внутри прибавилось, и я схватила всю пачку. С первой же фотографии на меня смотрела… я сама. И со второй, и с третьей… Вот я сижу с недовольным видом на деревянном мостике через озеро, опустив в воду большие пальцы ног. Вот я грызу яблоко и гляжу куда-то в облака. Вот я покупаю молоко у соседки… Я, я, снова я… А вот…

Восторг, охвативший меня, пока я смотрела на свои фотографии, улетучился в одну секунду. Потому что снизу были фотографии Морелли. Те самые, на которых она была в обнимочку с ректором. Обманщик. Говорит одно, а ее фотки хранит!

Дверь спальни распахнулась, и на пороге появился Кош Невмертич. В одной руке у него был пиджак, в другой – фирменный пакет, на котором два пухленьких ангелочка с голыми попками болтали ножками, сидя на облаке. «Крестьянка под вуалью» приехала. Но сейчас мне было наплевать на это.

– Деловой ужин, говорите? – спросила я сквозь зубы. – Как-то там особенно ко мне относитесь, да? А зачем храните ее фотографии?

Этот обманщик даже не смутился. Поставил на столик пакет, подошел ко мне и забрал фотографии. Положил их в сейф и опять запер, крутанув колесико с кодом.

– Волшебники редко фотографируются, – сказал ректор. – Потому что фотографии могут навредить. Пусть лучше они будут у меня, чем попадут кому-то в руки.

– Почему бы тогда просто не сжечь их? – спросила я, опять падая с небес на землю.

Получается, Марина ему дорога, он не хочет, чтобы ей причинили зло…

– Возможно, это было бы лучше. Но бывает так, что единственная связь с человеком устанавливается только посредством вот этих картинок, – он похлопал по крышке сейфа. – Поэтому пусть лежат.

– Какая связь? Объясните толком, – потребовала я.

– Объясню. Только не горячись, – сказал он. – По фотографии можно определить, жив или мертв человек, где он находится. Можно даже определить, что он чувствует в данный момент, – он отогнул край пиджака и достал из кармана… мою фотографию. – Видишь? Так я всегда могу тебя почувствовать. Узнать, где ты. И больше никаких фотографий нет, – он даже вывернул карман, чтобы я в этом убедилась.

– Вы боитесь, что мы с Морелли куда-то пропадем? – спросила я напрямик, хмурясь, хотя готова была прыгать от радости. Вряд ли он прятал фотографию Маринки где-нибудь в нижнем белье.

– Насчет Морелли – не знаю, – он наклонил голову, скрывая улыбку. – Но вот здесь – ты, – он коснулся пальцем моей фотографии. – А вот там – я, – он указал на сейф.

Что он хотел этим сказать? Что пропасть может он?..

– Пойдем-ка, хочу кое-что тебе показать, – он поманил меня за собой. – Хотел поговорить с тобой после десерта…

– Давайте уже поговорим сейчас, – торопливо сказала я. – Показывайте, что хотели. Десерт никуда не убежит.

Мы спустились по лестнице, и Кош Невмертич остановился возле двери в capia ova.

– Сейчас откроем, – сказал он, проводя по двери ладонью, – у меня же нет ваших талантов, Краснова.

Пришлось подождать полминуты, пока щелкали невидимые замочки, и что-то тихо поскрипывало по ту сторону, а потом дверь медленно открылась, приглашая нас войти.

Следом за ректором я сбежала в хранилище и огляделась. В первый раз я была в восторге, увидев столько изящных безделушек в форме пасхальных яиц. Хотелось разглядывать каждое, удивляться тонкой работе, подержать в руках, заглянуть внутрь – какой там сюрприз. Но сегодня меня совсем не тянуло любоваться. Ведь теперь я знала, что в каждом сидит чья-то колдовская душа. И кто знает – не прибавится ли к этой компании и моя.

– Взгляни сюда, – Кош Невмертич взял с полки одно из яиц – оно было густого синего цвета, на золотой подставке.

Подставку обвивала золотая змейка, поднимавшаяся до середины яйца. Её голова и высунутый язык указывали на римскую циферку на циферблате-ленте. Лента повернулась на одно деление, и змейка коснулась языком отметки «I». Час ночи. Самое время для беседы по душам в Особой тюрьме.

Я поёжилась, потому что было жутко находиться в окружении камер-одиночек, и спросила тихо:

– Там жар-птица?

– Нет, – ответил ректор. – Тебя очень интересует судьба предыдущей жар-птицы?

– Мне рассказывали, что она начудила, и ее заперли в особую тюрьму

Кош Невмертич помолчал, а потом спокойно ответил:

– Это неправда. Ни в одной тюрьме мира нет жар-птицы. И прежнюю жар-птицу никто не запирал.

– А что же…

– В этом яйце, – мягко перебил меня Кош Невмертич, – находится кое-кто другой. Зохак.

– Кто такие зохаки? – я впилась взглядом в синюю безделушку.

Трудно поверить, что внутри сидит существо с тремя головами.

– Зохаки – существа класса «Эс», супер, – ответил Кош Невмертич ровно, словно зачитывал лекцию. – Не такие редкие, конечно, как жар-птицы. Потому что зохаки передают дар по наследству. Говорят, первый зохак когда-то был человеком, сыном могущественного царя Персии. Ради власти он убил отца и пошел на сделку со злом, отчего у него из плеч выросли две змеи, которые требовали человеческих жертв. Победить это чудовище смогли только при помощи пера жар-птицы, после чего зохак был заперт в жерле вулкана. В этом яйце, – он осторожно вернул яйцо на полку, – находится его потомок, который тоже был побежден при помощи пера жар-птицы прапрадедом нашего доблестного Ивана Родионовича Быкова.