Марина Ефиминюк - Магические узы
Глухо застонав, я схватилась за раскалывавшуюся голову и села, судорожно сглотнув саднящее горло. Бессознательную меня притащили в темную крошечную клеть с выбитым окошком, оскалившимся острыми зубцами. В дыру заглядывала бледная луна. Под крышей с ненадежными старыми балками вместе с лопухами паутины от сквозняка волновался зыбкий световой шар, похожий на крошечное солнышко. От холода меня зазнобило.
Напротив, на шатком стуле со спинкой, широко расставив ноги, развалился аггел с кожаной повязкой на лице и буравил меня злобным взором единственного желтого глаза. Длинный гладкий хвост, как метроном, щелкал по грязному деревянному полу со щелями между плохо прилаженных досок. Я неуютно поежилась и, непроизвольно защищаясь, поджала к подбородку колени, свернувшись комочком.
Вместе с рассудком ко мне вернулся страх. Я жива, а, значит, завтра меня привезут в заброшенную мануфактуру, и взрыва избежать не получится. Решение пришло само собой, и оно казалось в тот момент единственно верным – побег. Безусловно, тягаться в скорости и сноровке с чистокровным аггелом, к тому же не опечатанным, решился бы только безумец. В моем арсенале осталась только хитрость.
– Я в туалет хочу, – едва слышно пробормотала я, и сердце испуганно замерло, когда глаз аггела сощурился, будто острый взор пытался проникнуть мне под кожу и выяснить правду.
– Могу даже в ведро, – добавила я и прикусила губу.
Мой тюремщик помедлил еще с пару секунд, а потом, презрительно фыркнув, поднялся. Не говоря ни слова, он схватил меня за локоть и грубо стащил с топчана.
– Я сама, – буркнула я безмолвному стражу, пытаясь вырваться. Куда уж там! Железные пальцы, обжигая даже через рукав рубахи, сжались еще сильнее, наверняка, оставляя безобразные синяки.
Охранник выволок меня из клети в темный предбанник, откуда вниз спускалась деревянная скрипучая лестница, и наши тяжелые шаги по ступенькам громогласным эхом отразились от пыльных стен. Световой шар следовал за нами, похожий на послушную собаку, и не отставал ни на шаг, постоянно вися над головами. Когда мы выбрались в пустой коридор, застеленный затертой ковровой дорожкой, стало ясно, что в заложниках меня держали на чердаке старого, похоже, еще до военных времен особняка.
Аггел широко распахнул первую же дверь, глухо скрипнувшую в настороженной пустой тишине, и подтолкнул меня внутрь. Светильник метнулся вслед моей фигурке, открыв взору медный нужник с тоненько булькающей водой. В углу здесь стояли швабры, а на деревянном ведре растянулась сухая половая тряпка из грубой мешковины. Вероятно, помещение использовалось прислугой.
Я в нерешительности оглянулась к тюремщику, с нетерпеливой гримасой застывшему дверях. Похожий на скалу он облокотился на дверные косяки, не собираясь оставлять меня в одиночестве даже при столь интимном занятии.
– Ты так и будешь здесь стоять? – возмутилась я, надеясь, что не сильно переигрываю.
Аггел изогнул брови в немом вопросе.
– Здесь даже окон нет, – с непонимающей улыбкой я обвела рукой крошечную комнатушку, – бежать некуда! Я же не могу… – мое сердце глухо стучало, – при тебе.
Свирепый страж не сразу согласился с простотой довода, и, что-то буркнув на своем языке, плотно прикрыл дверь. Оставшись в одиночестве, я тут же бросилась к почерневшим от влаги швабрам и осторожно, чтобы не греметь, схватилась за одну. Теперь оставалось только ждать. Собравшись с духом, я сглотнула пересохшее горло и дернула за веревку, смывая воду в нужнике. Тут же тревожно загудели трубы, шум наполнил каморку, а швабра тупым концом черенка нацелилась на темный прямоугольник выхода.
Короткая минута растянулась до бесконечности, и когда дверь, наконец, распахнулась, я не выдержала и зажмурилась, а со следующим вздохом со всей силы, на какую была способна, вонзила черенок в живот тюремщика. Раздался болезненный стон, мои глаза широко раскрылись. Аггел согнулся пополам, и, не соображая ровным счетом ничего, я со всего размаху огрела его шваброй по гладко выбритой красной лысине. Черенок моментально разломился, страж пошатнулся, схватившись за голову, и отпрянул к противоположной обшарпанной стене, открывая проход.
Отшвырнув обломки швабры, я бросилась бежать по длинному коридору, и за мной, словно бы издеваясь, стремительно следовал световой шар. Круг света охватывал мою фигурку, рисуя на потрескавшихся стенах неровную тень. Сердце оглушительно билось о ребра.
В панике я толкнула первую попавшуюся дверь и влетела в давно заброшенную спальню, похоже, пустовавшую ни один год. Обстановка прыгала перед глазами. Четко запомнилась огромная кровать с пыльным ободранным балдахином и окровавленное смятое покрывало, заскорузлое от бурых пятен, а еще стул, полетевший в окно и сорвавший легкую прозрачную занавеску. Звон разбитого стекла взорвал тишину, осколки прыснули мне под ноги.
Я бросилась к дыре, откуда в комнату ворвался злой сквозняк, и в тот же момент, словно бы на стремительное мгновение провалившись в темноту, оказалась в совсем другом месте…
… Мои шаги звучали едва слышно и незначительно в тишине огромного архива, наполненного книжной пылью и особенным запахом сырости, сопровождавшим любое подземелье. Проход с обеих сторон от темных стеллажей отделяли невидимые магические перегородки, и по ним пробегали волны зеленоватого свечения, предупреждавшие об ограничении пространства…
Через мгновение меня вернуло в собственное тело, застывшее в нелепой позе в комнате старинного особняка. Проклятый браслет снова заставил сознание проникнуть в чью-то голову! Меня трясло, как припадочную, а ноги от неожиданного подлого перемещения не слушались. Взор медленно прояснялся.
– Господи, – пробормотала я, запрыгивая на подоконник, – только не сейчас! Ну, пожалуйста!
Внизу замаячила крыша пристройки, и, не сомневаясь ни секунды, я спрыгнула вниз. Ветхие черепицы лопнули под каблуками, и от грохота зазвенело в ушах. Не устояв, я шлепнулась и, прокатившись пару сажень, распласталась на спине. Сверху раздалось глухое рычание, заставившее мгновенно вскинуться. Я не успела вскочить, как аггел, размазавшись в единую линию, сиганул вслед за мной.
Скользя ботинками, я поднялась и бросилась к краю, сама не понимая пока, что собираюсь сделать.
И снова холодная звездная ночь померкла, а над головой вместо черного неба появился высокий потолок…
… – Она считает, что я хочу ее убить! – резко произнесла я голосом Богдана, и сжалась в ужасе. Мне засосало в голову собственного старшего брата, и внутри отбивала набатом невыносимая злость!
Богдан быстро шел по длинному скудно освещенному коридору со стенами, затянутыми переливавшимся шелком.
– Птаху сложно переубедить в чем-то. Она решила, что ты охотишься за ней из-за браслета, – раздался рядом голос Ратмира.
Я испуганно замерла, превратившись в крошечную точку. Голова Богдана резко дернулась, глаза скользнули по сосредоточенному лицу Ветрова старшего, идущего с моим братом плечо к плечу. От одного короткого взора меня, вернее, Богдана перекосило, и волна едва контролируемого бешенства, поднявшись из живота, обожгла грудь.
– Это откуда ж ты ее так хорошо узнал, Ветров, если неделю назад и не подозревал, что у меня есть сестра? – процедил он, и мне захотелось завизжать от переполнявшей брата ненависти. – Ты мне, конечно, друг, но, проклятье, это же моя младшая сестренка, моя Ведка! Не смей ее цеплять! У нее нормальная жизнь, какой нам с тобой, Ветров, вовек не видать! – от наглой лжи затрясло от возмущения.
Нормальная жизнь – это когда днем работа, на обед пончики, а вечером семейный хоровод? Признаться, еще седмицу назад я сама мечтала вернуться в привычный круг, но теперь-то все изменилось.
– Ясно, – раздался лаконичный ответ, показавшийся брату оскорблением.
– Когда ты говоришь таким тоном, – взвился он, – я чувствую себя дебилом! Я говорил тебе уже, что запрещаю даже коситься в сторону Ведки!
Ветров промолчал, и Богдан свирепо глянул на него, захлебываясь раздражением. В этот момент, затаившись на краешке сознания брата, я во все глаза рассматривала Ратмира и не узнавала, ведь его и в обычные дни бесстрастное лицо теперь вовсе походило на бездушную маску. Челюсти сжаты, а желтые глаза с огромным зрачком, расширившимся от полумглы, казались мертвыми и страшными.
– И чего ты молчишь? – прошипел Богдан.
– Ни хрена ты не знаешь своей сестры, – хмыкнул Ветров в ответ, и в этот момент две руки, брата и Ратмира, одновременно толкнули створки высоких дверей. Изнутри хлынул белый неживой свет, и меня ослепило…
… Я снова стала собой, и поняла, что болтаюсь тряпичной куклой, перекинутой через плечо вновь пленившего меня аггела. Под его сапогами хрустела черепица, и мощную фигуру неустойчиво шатало. Вокруг разливалась холодная темнота, и тюремщик, осторожно ступая, громко пыхтел. Его рука прижимала меня, стараясь удержать в одном положении, отчего желудок до боли сдавливало.
