Сердце варвара - Руби Диксон
Я скучаю по Пашову. Я так сильно по нему скучаю.
Последние несколько дней он ночевал у охотников. Он приходит каждое утро к завтраку, и я кормлю его и балую, и мы разговариваем, и это замечательно. Как будто мы снова друзья. Он рассказывает мне о своем дне, играет с Пейси, потом целует меня до бесчувствия, пока ему не приходится отправляться на охоту. Он возвращается ночью, и мы вместе ужинаем, снова целуемся и обнимаемся…
А потом он уходит, чтобы остаться с другими охотниками.
Не буду врать, это действительно сбивает меня с толку. Я не знаю, что делать. Должна ли я жаловаться? Происходит ли что-то еще, о чем он не хочет, чтобы я знала? Это из-за его кошмаров? Я беспокоюсь о нем. Я беспокоюсь о нем и отчаянно скучаю по нему, когда он уходит. Несмотря на то, что мне нравится хижина, в которой я сейчас нахожусь, я не совсем чувствую себя дома, когда его здесь нет.
Однако в остальном Кроатон действительно чертовски хорош. Несмотря на первоначальную жутковатость заброшенного города, я начинаю привыкать к этому месту. Мне нравятся каменные стены, потому что они сохраняют тепло внутри. Мне нравится вигвам на крыше дома, потому что он выпускает дым наружу. Мне нравится маленькая кухонная зона, которая облегчает приготовление пищи. Конечно, здесь нет посудомоечной машины или холодильника, но есть длинная каменная стойка и раковина, которую я могу использовать как раковину, и это потрясающе. Больше всего я люблю свой туалет и табуретку без подушки, которую Пашов установил над ним, чтобы мне не приходилось сидеть на корточках. Это мелочи, которые делают дом настоящим домом, и я никогда не думала, что буду так чертовски рада туалету, но это так.
Немного странно находиться в отдельно стоящем доме после того, как мы так долго жили в Центральной пещере вместе с другими, но большой дом с бассейном прекрасно подходит, и мы привыкли собираться там днем. Рядом с бассейном есть насос, который был отремонтирован благодаря изобретательности Харлоу, и теперь мы можем качать свежую, теплую воду вместо тающего снега. Сам бассейн на ощупь теплее, чем старый в нашей пещере, но также кажется, что он подпитывается каким-то течением, что позволяет легко стирать белье на одном конце бассейна и не мутить воду для купающихся на другом конце. Здесь достаточно места для костра и посиделок, и Пейси несколько раз играл с близнецами Норы и суетливым маленьким Аналаем Арианы. Даже Айша появилась, чтобы потусоваться и поиграть с малышами, и я не возражаю, чтобы она была няней, потому что это позволяет мне немного поработать по дому без необходимости постоянно присматривать за Пейси.
Действительно, все замечательно. Как бы.
Похоже, только мы с Пашовом не можем взять себя в руки. Неужели я его чем-то обидела? Или он устал постоянно находиться рядом с нами? Неужели он не хочет быть парой и отцом и пытается потихоньку снять нас с крючка? Может быть… может быть, он просто больше не хочет меня. Может быть, он больше не чувствует связи между нами и пытается выпутаться.
Я не знаю, и это сводит меня с ума.
Я вылезаю из своих мехов и подхожу к корзинке Пейси. Полы восхитительно теплые, и я действительно могу ходить босиком по своему собственному дому. Это мило. Я беру ребенка на руки и целую его.
— Доброе утро, малыш.
Кто-то кашляет по другую сторону ширмы над моей дверью.
Это Пашов? Вспышка раздражения пробегает по мне — почему он не входит? Это и его дом тоже, даже если он не хочет здесь находиться. Прижимая Пейси к себе, я подхожу ко входу и выглядываю наружу. Короткий участок кожи, который я вижу сквозь щели возле двери, говорит мне, что это не Пашов, и я все еще в своей пижаме. Черт.
— Кто это? — спрашиваю.
— Харрек. Могу я войти?
Друг Пашова? Я спешу обратно к своему тюфяку из мехов, чтобы одеться, укладывая Пейси на одеяла.
— Что-то не так? — хмурюсь я. Хотя в прошлом не было ничего необычного в том, что Харрек приходил в гости, сейчас еще рано. С Пашовом что-то не так? Мое сердце бьется немного быстрее.
— Я хотел посмотреть, есть ли у тебя те вкусные маленькие пирожки из не-картофеля, которые ты обычно готовила на костре. Я устал есть сушеное мясо.
Я выдыхаю с облегчением. Это не проблема… он просто голоден и холостяк. У Харрека нет семьи, которая могла бы его покормить.
— Дай мне две минуты, чтобы одеться. — Я перевязываю свои груди и натягиваю свою любимую тунику и леггинсы. Пейси кажется беспокойным, но не настолько раздраженным, чтобы я не могла приготовить завтрак для кого-то другого. Я подхожу к ширме и отодвигаю ее, приглашая его войти. — Заходи внутрь. Мне нужно развести огонь.
Харрек похлопывает себя по плоскому животу и лучезарно улыбается мне. На плечах у него меховой плащ, а его длинные волосы заплетены в одну толстую косу, которая бьется о его руку, когда он входит внутрь.
— Ты хорошая женщина, Стей-си.
— Спасибо, — говорю я сухо. — Присматривай за Пейси, ладно? Я начну готовить. — Я не возражаю приготовить для него или любого другого охотника, который придет. Мне нравится кормить людей.
Он подходит к моим мехам, где ползает Пейси, и подхватывает малыша на руки. Я слышу довольное хихиканье Пейси и улыбаюсь про себя, подбрасывая дров в огонь. Харрек — один из самых причудливых соплеменников. Он охотник, но при виде собственной крови? Падает в обморок. У него странное чувство юмора, но у него также доброе сердце, и он любит детей.
— У этого малыша грязная набедренная повязка, — объявляет Харрек. — Может, мне сменить ее?
— Ты был бы моим героем, если бы сделал это, — говорю я. Как только огонь снова разгорается, я подбрасываю последний комок навоза двисти, чтобы все разгорелось, а затем направляюсь на свою маленькую кухню. Я достаю из корзинки с кореньями маленькую не-картофелину и нарезаю ее костяным ножом. Однако я не могу перестать думать о Пашове. Волна тоски пронзает меня, и я решаю, что испеку двойную порцию пирожков на завтрак, когда он появится. Если он появится. Черт возьми, я действительно надеюсь, что он появится. Я бросаю взгляд на Харрека, он пеленает ребенка, корча ему при этом глупые рожицы. — Где Пашов сегодня утром? — спрашиваю я.
Блин, это прозвучало совсем не буднично. Вот тебе и умение сохранять хладнокровие.
— О, я
