Не открывайте глаза, профессор! - Лея Болейн
Внезапная догадка заставила меня замолчать.
— То, что наш брак с Вартайтом никак не подтверждают, — не ваша ли заслуга?! Старые связи в магистрате…
— Конечно, нет, — резко, раздражённо отозвалась леди. Дёрнула точёным плечом. — Да, я была зла на сына и его выбор, очень зла. Но… — она вдруг заколебалась, и эта неуверенность в её взгляде была более чем странной, — потом ты сбежала, а он… Я видела, как ему плохо. Я люблю своего сына, пусть он и оказался несколько… легкомысленным и недальновидным романтиком, и желаю ему счастья.
— Любите, ну, конечно. И именно поэтому вы отправляли его в морг за детские провинности, — покивала я, а леди нахмурилась:
— Какой ещё морг?!
— Неважно. И что же, вы поверили, что его счастье — я?! Да быть такого не может. Давайте начистоту, леди Галада. Я полностью разделяю ваше негодование, но виноватой себя не чувствую. Сбежать я уже пыталась — по-моему, ничем хорошим это не закончилось. А сейчас… Мортенгейн знает о ребёнке и не отказывается от него. Чего вы от меня-то хотите?!
— Не нужно ходить ни в какой храм, — наконец, после довольно долгого молчания произнесла мать Вартайта. — Это опасно и бесполезно, да и не нужно. Ваш брак будет подтверждён в самое ближайшее время, об этом не стоит волноваться. А чего я хочу от тебя… Береги моего сына и этот дом. В ближайшее время я передам тебе все бумаги на него, договоры с прислугой и…
— Подождите! — я подняла обе руки, уверенная, что у меня слуховая галлюцинация, не иначе. — С чего это вы передаёте мне дом?! Я настолько вам невыносима? Мне кажется, справедливее будет, если уеду я. То есть, мы.
— Я была очень зла в первую нашу встречу, — взгляд леди, обычно пронзительный и резкий, затуманился. — Я так хотела женить Вартайта, я так много говорила с ним о долге и семейной жизни, а он всегда ёрничал и сопротивлялся… но я сразу поняла — с тобой, маленькая безродная человечка, всё иначе.
— Я польщена.
— Вы удивительно подходите друг другу, — леди закатила глаза. — Даром что ты, соплячка мелкая, младше на два десятка лет… Нет, девочка, я вовсе не на тебя была зла в ту нашу первую встречу. Не на тебя и даже не на сына, решившего бунтовать на пороге пятого десятка лет. В конце концов, над запечатлением мы не властны, но дело даже не в этом. Бабушка говорила мне — никому не причиняй добро! И только сейчас я стала понимать эту фразу…
— А на кого вы злились?
— На судьбу, наверное. Судьба любит посмеяться, — невпопад отозвалась леди. Несколько минут она слепо разглядывала собственные руки, а потом сказала. — Когда мне было лет примерно столько, сколько тебе сейчас, я училась правознанию. В моём Храме наук преподавал молодой выпускник… человек, имя не принципиально. Я собиралась выйти за него замуж вопреки воле родителей.
— Но… — растерянно пробормотала я. — Как же…
— Не вышла, разумеется. Это было просто чувство, ты, наверное, знаешь, что запечатление у дуплишей редкость, да и проявляется только у мужских особей. Разум и воспитание взяли верх. Моим супругом стал будущий отец Вартайта, правильный дуплиш, холодный и равнодушный. Я не хотела, чтобы мои дети были людьми, так меня воспитали. Родители полностью одобрили мой выбор, все были довольны. Мы не были счастливы, но наша семейная жизнь оказалась вполне сносной. Когда он погиб, я искренне горевала, — она чуть наклонила голову. — Недолго, но искренне.
Я не знала, что сказать на эти откровения.
— Я была зла, что мой сын оказался смелее меня. Что эгоистично выбрал собственное счастье, а не долг. Как же так — я положила свою жизнь на алтарь, а он… да как он мог! Как он посмел?! Ведь по сути моя жертва оказалась напрасной…
Она мотнула головой, из идеальной причёски выбился предательский чёрный локон.
— И знаешь что? Не нужно тебе ни о чём просить, девочка. Я знаю, что чужой опыт не передать, но как бы мне хотелось донести до тебя… попросить тебя просто быть счастливой, не пытаясь ничему соответствовать.
Я растерялась так, что слова никак не желали подбираться.
— Знаешь, что я собираюсь сделать? — хмыкнула величественная леди, поднимаясь с софы. — Я собираюсь навестить того самого выпускника. Конечно, он уже немолод, как и я… и я ничего о нём не знаю, кроме того, что он жив и несколько лет как вдовец. Не думаю, что всё в итоге будет, как в любовном романе, но, по крайне мере, я скажу ему, что сожалею, а это уже немало.
…нет, нужных слов у меня всё ещё не было.
— Но это не единственная причина, почему ходить тебе никуда не надо, — вдруг закончила леди Галада. — Есть ещё одна.
— Какая? — тупо спросила я, взгляд матушки Мортенгейн, вспыхнувший вдруг желтизной, мне очень не понравился.
— Я знаю о том, как эти два горе-зельедела, молодой и зрелый, тебя «лечили», — почти со смешком отозвалась она. — Налечили, на свою голову… Объяснять долго, да и я не целитель. Лучше покажу.
Бордовый халат соскользнул на пол, я несколько отстранённо отметила, что явно сошедшая с ума леди сохранила изумительную, не по возрасту, фигуру.
А потом чёрная с серебристой проседью волчица зарычала и стремительно кинулась на меня.
…не знаю, что произошло дальше. Перепуганный мозг явно не поспевал за телом, которое неожиданно выстрелило собой в сторону. Не желая умирать так глупо и внезапно, я обнаружила себя за софой, а потом — честно, не знаю, как! — я швырнула софу в зверя, легко, точно фарфоровую чашку. Тяжёлый деревянный диван отлетел к противоположной стене. Волчица, разумеется увернулась, но я на неё не смотрела. Уставилась на собственную руку, чувствуя, что сейчас упаду в обморок.
Мои коротко стриженные овальные ногти потемнели и удлинились, чуть загибаясь на концах, как у… Миг — и жуткая иллюзия исчезла. Я моргнула — и обнаружила, что сижу на ковре, леди Мортенгейн — уже снова в халате — стоит в паре шагов от меня, разглядывая обалдевшую невестку с ироничным любопытством. Перевёрнутая софа действительно лежала у стены, на полу валялись несколько разбившихся пейзажей.
Дверь распахнулась, меня
