Даниэла Сакердоти - Сны
— Спасибо. Кстати, Шивон хотела взять пару уроков вождения.
Гарри засмеялся.
— Я не удивлен! Я видел, как она смотрела на меня. Ни стыда, ни совести у этой девчонки нет...
— Многие парни захотели бы быть на твоем месте. Она очень популярная.
— Не удивительно, она очень красивая, — признал Гарри.
Сара похолодела.
— Ты, правда, так думаешь? — она решительно смотрела в окно.
— Нет, — засмеялся он. — В смысле, да, но она слишком... розовая и сияющая для меня. А еще она блондинка.
— Точно. И... какой была Мэри-Энн?
— Она была классной.
— И все?
— Ну, она была сильной. И веселой. Я заботился о ней, мы были хорошими друзьями. В любом случае, скажи Шивон, что я преподаю уроки вождения только тебе, — добавил он, подмигивая ей и меняя тему разговора.
— Мне будет восемнадцать. Тебе больше не нужно будет со мной жить.
Улыбка Гарри угасла. Сара поняла, что только что сказала.
— Конечно, — сказал Гарри, стараясь, чтобы его голос звучал бодро.
« Останься », — хотела она сказать. Но почему бы ему этого хотеть?
Она посмотрела на Гарри из-под опущенных ресниц. На его лице невозможно было ничего прочитать, его ясные глаза были сосредоточены на дороге.
Они молчали всю оставшуюся часть поездки.
— Можешь подождать меня снаружи? — спросил Гарри, когда они собирались войти в магазин.
— Конечно, — Сара прогулялась туда-обратно, заглядывая в витрины магазинов, и через двадцать минут Гарри вернулся с пакетом из Бритиш хоум сторз, который шелестел при ходьбе.
— Что это?
Не важно. Так что насчет латте?
— Ладно, — она знала, что ей нужно возвращаться к работе, но ей нравилась мысль спокойно посидеть немного с Гарри.
Они уселись на коричневые диванчики. Гарри закрыл глаза.
— Господи, я ни секунды не спал. На случай, если ты снова выйдешь из себя.
Я не мог расслабиться, лежа рядом с тобой, я не доверял самому себе.
— Прости.
— Все нормально. Это было ужасно, — он нежно коснулся ее раненного плеча.
— Да. Это первый раз, когда меня по-настоящему ранили. Мои родители часто возвращались домой с ранениями, но хорошо их скрывали. Отец когда-то рассказал мне, что у нашего дедушки однажды были сломаны обе ноги.
— Да, я слышал об этом, — солгал он.
— Это было ужасно. Когда он укусил меня.
— Я заметил.
Сара полуулыбнулась. Удивительно, что он мог шутить о чем-то, что приносило ей такую боль, и все-таки заставлял ее улыбаться.
— По крайней мере, я жива, — сказала она, вздрогнув при воспоминании о том, что случилось с Анжелой.
Гарри угадал ее мысли.
— Она была на их стороне, — сказал он холодно. Сара ожидала от него что-то подобное.
— Ее обманули.
— Они больше не будут с тобой больше связываться, это уж точно. Пойдем?
Сара посмотрела на Гарри и его холодные глаза, задаваясь вопросом, как кто-то может быть одновременно таким опасным и таким добрым.
— Иди и посмотри...
Сара вошла в комнату родителей. Одежда была сложена, тысяча осколков битого стекла убраны, разбитое зеркало накрыто. Глаза Сары упали на туалетный столик. Фотографии вернулись на свои места. Гарри заменил сломанные рамки.
Так вот зачем он ходил в Бритиш хоум сторз.
Она осмотрела фотографии. Свадьба Анны и Джеймса. Маленькая Сара на пляже. Серьезные Мораг и Хэмиш Миднайт стоят перед особняком на Айле, снова фотография Сары с виолончелью, после концерта в Куинс-холле.
— Спасибо, — пробормотала она, не в силах сказать ничего больше.
Пора. Пора поцеловать ее.
Я не могу.
Она взяла его за руки и им больше не нужны были слова.
Гарри был в своей комнате, стоял перед открытым окном. Ночь была темной и тихой, даже успокаивающей. Он готовился сдержать обещание.
Он поднял руку и сделал быстрое движение пальцами.
Где-то там, Шейла Дуглас уснула. Она как раз ехала по дороге из клиники.
Гарри этого не знал, но это был акт милосердия, потому что огонь уже начинал гореть в ее голове.
Глава 27. Белый лебедь
Ты рассказал мне значение жертвы .
Горькое утешение
Твоей потери .
Кастельмонте
Элоди
Каждый день я должна напоминать себе, зачем делаю это, зачем согласилась быть отосланной сюда. Зачем, зачем каждый день красные крыши Кастельмонте появляются в моем окне в ванной, если Гарри пытался убедить меня, что скоро мы увидимся, и я отправилась без колебания.
Я знала, что Гарри мертв. Он уже был мертв, когда я уехала, он все еще ходил, говорил и дышал, но уже был мертв.
Я должна защитить Аико. Других наследников тоже могут прислать сюда, и я позабочусь и о них. Но находиться здесь, вдалеке от сражения, ждать, пока они за нами явятся... это как медленная пытка. Как быть привязанной к стулу, пока все вокруг тебя борются и умирают, а ты каким-то мистическим образом, спасаешься.
Гарри умер, а я спаслась.
Хотела бы я, чтобы все было наоборот.
Кастельмонте прекрасен в осеннем свете. Солнце продолжает светить, даже если лето давно прошло. Люди здесь живут медленно, ходя от своих домов в маленькие продуктовые магазинчики, бары, где мужчины играют в карты и пьют красное вино, и виноградные сады. Гарри бы понравилась эта идеальная жизнь.
Мы говорили о том, чтобы осесть, завести детей. Однажды. Я смотрела на мальчиков и девочек с оливковой кожей, бегающих по деревенской площади, и представляла маленького светловолосого мальчика с глазами Миднайтов, бегающего вместе с ними.
Но этого никогда не будет, потому что Гарри не вернется.
Вдовы должны быть старыми, правильно? Они должны быть старыми дамами, одетыми в кардиганы и твидовые юбки и собираться вместе на чашку чая. У них должны быть вязаные сумочки и очки для чтения.
Взгляните на меня. В зеркале в моей комнате — мансарде с окном, обрамляющим вид на Альпы — отражается молодая девушка в джинсах, курточке и кедах, длинные светлые волосы вокруг усталого лица и глаза полные печали. Я чувствую себя вдовой, но не выгляжу ею.
Это потому что я не должна быть ею. Это была ошибка, ужасная ошибка. Шутка судьбы.
Марина Фризон примерно моего возраста, и собирается выйти замуж. Так и должно быть. У нее добрая улыбка и заразительный смех, и она ведет себя как человек, никогда не знавший страданий. Из нее выйдет хорошая жена и отличная мать. Компания Марины наполняет мои дни. Ее разговоры и смех заставляют все выглядеть немного не таким темным и немного менее безнадежным. Аико обожает ее, а я обожаю их обоих.