Практика по брачному контракту. Магия не пригодится! - Ольга Дмитриева
– Переодевайся.
После этого он отвернулся и принялся терпеливо ждать. Наконец, ректор не выдержал и обернулся. Девушка стала выглядеть сонной и никак не могла справиться с одеждой, пальцы путались в поясе и дрожали.
Эдвин заскрипел зубами, а затем подошел и резким движением плотно запахнул полы ее халата и туго завязал пояс. Опираясь на его локоть, Лина дошла до постели и рухнула на нее. Лис широко зевнул и лизнул свою хозяйку в лицо. Эдвин накрыл девушку одеялом и понял, что она спит.
Какое-то время ректор думал. Вроде бы снотворное действует. Но неясно, как огненная элементаль отреагирует на эту смесь. А если Лина проснется раньше времени и снова отправится к поляне?
Наконец, Эдвин смирился, что спать ему сегодня не грозит. Наверное, стоило поступить также, как в доме Люции – заночевать, сидя в кресле. Правда, как оказалось, от мыслей это не спасает, а шея затекает. Поэтому ректор лег на другую сторону постели, проклиная Карла и его идею о фиктивном браке с адепткой. Кто бы знал, что находиться рядом с ней будет так тяжело!
Эдвину показалось, что лис усмехнулся. Но когда ректор обернулся, звереныш выглядел спящим.
Ректор проворочался остаток ночи, и мысли его были заняты не риспи и договорам, а девушкой, которая крепко спала на другой стороне постели. На рассвете Эдвин не выдержал и ушел в ванную. Ледяной душ помог прийти в себя. А когда он тихо вернулся в комнату, то обнаружил, что постель пуста. Ни девушки, ни лиса. Ректор сдавленно выругался. Ну куда ее понесло на этот раз?!
Глава 23. Уроки риспи
Я проснулась на рассвете. В голове царила странная пустота, а огненная элементаль ворочалась под печатью. Кетту крепко спал рядом со мной, другая половина постели была смята. Воспоминания о прошедшей ночи пришли резко. Я села и со стоном запустила пальцы в волосы. Что я творила?! Вышла во двор, пошла к поляне. А Эдвин… В каком непотребном виде он меня видел! Да еще, похоже, и караулил всю ночь вместо того, чтобы спать.
Терзаемая стыдом и угрызениями совести я встала с кровати. Дверь ванной оказалась заперта, изнутри доносился шум воды. Эдвин? Смотреть в глаза ректору после своего вчерашнего безумия совсем не хотелось. И я поспешила удрать. Погладила спящего лиса, поспешно влезла в охотничий костюм и вышла из комнаты. Тревоги я больше не чувствовала. Дом медленно начинал просыпаться. Из крыла слуг доносились сонные голоса. Я проскользнула во двор незамеченной и направилась к калитке.
Мальчишка сидел на покосившемся столбе и поигрывал раздвоенным листом огнелетника. На нем была та же черная одежда, а густая черная челка тоже закрывала глаза. Стоило мне оказаться рядом, как он вскинул голову и ехидно напомнил:
– А я говорил тебе не ходить сюда. Предупреждал.
Я упрекнула:
– Где ты ночью был со своими предупреждениями?
Он неопределенно пожал плечами и указал на прокушенную ладонь:
– Вчера здесь хватало желающих вразумить тебя.
Я поправила бинты и нахмурилась:
– Ты про Кетту? Он и правда, старался. Но он всего лишь лис.
– Твой муж подоспел вовремя, – с усмешкой напомнил мальчик.
А я снова спросила:
– Как тебя зовут?
– Неважно.
– Ты родственник Сулаки?
– Нет, и ты уже об этом спрашивала, – развеселился он.
Я немного помолчала, а затем подалась вперед и свистящим шепотом спросила:
– Ты… риспи?
Мальчик склонил голову к плечу и с интересом спросил:
– А что, похож?
– Нет, – честно призналась я. – Но Сулаки точно не человек. А на нее ты похож.
– Вот у нее и спроси. Правда, сегодня тебе она ничего не скажет. Ночи, когда зацветают лилии, даются ей тяжело.
Я вспомнила собственное безумие, а затем рыжеволосую девушку. Сердце защемило от жалости, и я спросила:
– А ты… На тебя они не влияют, так?
– Они только на девушек с огненной элементалью влияют, – сообщил мальчишка.
Я ухватилась за его слова:
– Значит, у Сулаки тоже есть огненная элементаль?
– Была, – грустно ответил он.
– Была? – повторила я. – Значит… от нее можно избавиться? От огненной элементали?
Я затаила дыхание, в ожидании ответа. Мальчик поморщился и прижал руку к груди. А затем глухо произнес:
– Не совсем. И… это больно. И жить с этим больно.
В этот момент мне отчего-то стало ужасно жаль и его. Поколебавшись, я спросила:
– А… Можно ли как-то помочь?
– Можно, но у тебя не получится. Пока.
– А потом?
– Учись, – серьезно ответил мальчишка. – Амайя плохого не посоветует.
После этого он спрыгнул со столбика и скрылся в кустах. А я подняла взгляд на поляну. При свете дня она растеряла всю свою притягательность. Я не чувствовала ни тревоги, ни желания оказаться на ней, как в прошлые разы. Присмотревшись, среди травы я различила темные сомкнутые бутоны цветов. Лилии цвели ночью и отравляли мой разум. Но теперь, похоже, перестали источать магию.
Я осторожно отворила калитку и пошла вдоль живой изгороди, на всякий случай огибая поляну. Стоило мне приблизиться к башне, как из кустов донесся раздраженный голос:
– Видимо, пока тебе не откусят голову, ты так и будешь сюда ходить днем.
Я сложила руки перед собой и примирительно сказала:
– Прости. Хотела узнать, как ты после этой ночи?
– Отвратительно, – процедила Сулаки. – Поэтому тебе лучше не злить меня и уйти.
Я помялась и предложила:
– Хочешь, я уговорю Эдвина убрать эти цветы?
Девушка горько рассмеялась:
– Он не согласится.
Я вспомнила, как Эдвин поймал меня у ворот, и уверенно произнесла:
– Согласится.
Кажется, мой тон озадачил Сулаки, и она пробормотала:
– Мадлен Рокфосс никогда этого не позволит. Уходи.
– Спрошу. Я могу тебе чем-то помочь сейчас?
– Уходи, – с нажимом повторила девушка. – Видеть не могу никого из вас. Точнее, даже слышать не хочу.
Мне показалось, что в ее голосе проскользнула боль, и я покорно развернулась к выходу. Сердце екнуло. От калитки ко мне решительно шагал Эдвин. Я попыталась улыбнуться, но ректор молча поймал меня за руку и потащил за собой. Я не сопротивлялась. Только когда мы оказались за пределами живой изгороди, он повернулся ко мне и яростно процедил:
– Что ты творишь?! Тебе ночи было мало?
Взгляд его стал задумчивым, и
