Чуж чуженин - Ксения Скворцова
— Я хочу остаться с тобой, кем бы ты ни был, — твёрдо выговорила она, глядя в очи Ратмира. — Я люблю тебя таким, какой ты есть.
Но, вопреки ожиданиям, Мстислава не увидела на лице княжича облегчения. Он продолжал пристально смотреть на неё, и девушка знала, что слова не убедили его.
— Нелюб, — позвала Мстиша и тут же поправилась: — Ратмир, — произнесла она негромко, пробуя каждую букву на вкус. Совсем недавно Мстислава ненавидела это имя, казавшееся грубым и злым, но теперь ей нравилась его короткая резкость, его законченность и скупая строгость. — Не сомневайся во мне. — Она сжала пальцы Ратмира, что продолжали бережно держать её ладонь.
— Я не сомневаюсь в твоей искренности. Ты веришь в то, что говоришь. Но ты сама до конца не понимаешь, какая жизнь ждёт тебя со мной. С таким, как я.
— Наша жизнь не будет одним только мёдом, но я хочу быть с тобой. Помогать тебе. Быть опорой, когда потребуется.
Мстислава протянула свободную руку и погладила Ратмира по волосам. Великая Пряха, как давно она мечтала об этом! Её движения были поначалу робкими, но княжич прикрыл глаза, и осмелев, Мстиша пропустила пальцы сквозь густые блестящие пряди, любуясь переливами света в вороных волнах.
Но миг блаженства был недолгим. С тихим стоном сожаления Ратмир разомкнул веки и осторожно отстранил от себя Мстишину руку.
— У тебя будет время. Пока идут приготовления к свадьбе, знай: ты вольна отказаться. Я пойму, даже если ты решишь отозвать помолвку ночью накануне. Никто не посмеет тебя осудить.
Мстислава коротко улыбнулась сквозь раздражение. Он не верил ей, и виновата в этом была лишь сама Мстиша. Что ж, значит, не оставалось ничего иного, как день за днём доказывать свою преданность не словами, а делом.
— Вот и добро, — кивнула она. — А теперь я хочу поклониться князю и княгине.
‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵
Желание Мстиши было выполнено, и она наконец познакомилась с будущими свёкром и свекровью. Княжне приходилось только гадать, как Ратмир успокоил родителей, потому что она оказалась принята гораздо благосклоннее, чем могла на то рассчитывать. Конечно, Мстислава превзошла саму себя в любезности, но она чувствовала, что здесь не обошлось без помощи её жениха.
Князь Любомир — высокий, кряжистый, видный — напомнил Мстиславе собственного отца властным открытым взглядом и величественной статью. Прожитые года припорошили серебром смоляные пряди, но поступь князя сохраняла молодецкую бодрость. Княжна поняла, что её красота не осталась незамеченной, и в прищуренных, окружённых разбегающимися лучиками морщин глазах просквозило поощрение. Судя по тому, что зазимский правитель велел Мстише называть себя батюшкой, он остался доволен будущей снохой, ведь во всяком случае та оказалась обходительна и хороша собой. Но Мстиславе никогда не составляло труда околдовать мужчину. Гораздо сложнее было расположить к себе мать Ратмира.
Княгиня Радонега, как и следовало ожидать, глядела на невестку с бо́льшим недоверием. Её светло-карие, почти ястребиные глаза ни на миг не покидали Мстишиного лица, и девушка не могла не замечать пристального, пробирающего до костей взора. Но и Мстислава была не лыком шита и, быстро справившись с первым волнением, пустила в ход своё обаяние. Она ничего не скрывала, и раз уж Ратмир, зная всю её подноготную, не попрекал Мстишу, то его матери и подавно не к чему было придираться.
И хотя обе стороны, кажется, остались удовлетворены друг другом, Мстислава вздохнула с искренним облегчением, когда появившийся пригласить к трапезе слуга положил конец их беседе.
С этого дня началась подготовка к свадьбе, которую решили править на первые зазимки. У князя накопилось порядочно поручений, и Ратмир почти не бывал дома. Прежде всего требовалось выследить и изловить разбойников, и княжич вместе с Хортом и дружиной пропадал в лесах. Они поймали всю шайку, но чубатому с парой приспешников удалось уйти, и Ратмир остался недоволен, пообещав, что после свадьбы перероет весь бор, но найдёт душегубов.
Шла вторая седмица пребывания Мстиславы в Зазимье, и за этот срок она видела жениха лишь несколько раз, да и то мельком. Мстиша дала себе зарок закончить обещанный Небесной Пряхе рушник до свадьбы и работала даже при лучине. Был уже вечер, и от усталости узоры расплывались перед глазами. Внезапно раздался короткий стук. Княжна с удивлением прислушалась. Через несколько мгновений звук повторился, и Мстислава, отложив пяльцы, подошла к окну. Открыв створку, она настороженно выглянула в тёмный двор, и вдруг сердце подпрыгнуло от нечаянной радости. Внизу стоял Ратмир, и даже осенние сумерки не могли скрыть озарявшую его лицо улыбку.
Княжич весело махнул Мстиславе рукой и, отбросив не пригодившийся камешек, быстро принялся карабкаться по росшей рядом с теремом липе. Проворно взобравшись наверх, Ратмир перепрыгнул с ветки на деревянный венец, и не успела Мстиша подумать о том, что окно слишком мало, как зазимец уже ловко протиснулся внутрь.
Мстислава отступила в сторону, любуясь женихом, пока тот поправлял сбившуюся одежду. Она никак не могла привыкнуть видеть на нём вытканную серебром свиту вместо потрёпанных дорожных одеяний. Впрочем, Мстиша знала, что под изумрудным аксамитом пряталась неизменная шерстяная рубаха.
Она едва ли ожидала такого внезапного появления от обычно сдержанного и степенного Ратмира. И видеть его здесь, в девичьей горнице, было волнительно. Мстислава не боялась ни пересудов, ни того, что Ратмир позволит себе вольность — все вольности обычно оставались на совести Мстиши, — но дыхание сбилось, а к лицу прилила краска.
— Здравствуй, Мстишенька, — не скрывая радости, но негромко, чтобы не услышали слуги, выговорил княжич, обращая на невесту сияющие очи.
Ещё разгорячённый движением, он, кажется, заставил себя остановиться и задержать протянутые к девушке руки. Но Мстислава слишком соскучилась, чтобы терпеть, и без раздумий порхнула к княжичу. Прильнув к груди Ратмира, она улыбнулась, наслаждаясь его оторопью. Несколько мгновений зазимец мешкал, прежде чем, наконец, заключил невесту в крепкие объятия. Послышался шумный выдох, и Мстиша в блаженстве закрыла глаза, впитывая заставивший подкоситься колени запах.
— Стосковалась я по тебе, — прошептала княжна, сама удивляясь тому, что ныне могла свободно говорить ему о своих чувствах. Что не было нужды таиться и ощущать себя отвергнутой. Ей до конца не верилось в их счастье.
— А уж я-то как стосковался, — ответил Ратмир в Мстишины волосы, и его низкий голос, полный невысказанных обещаний и томления, пробрал до мурашек.
Руки княжича медленно скользили по