Чуж чуженин - Ксения Скворцова
Стиснув руками лавку, Мстиша поморщилась и отвернулась в сторону, но Ратмир порывисто подошёл и присел на одно колено перед девушкой.
— Я могу не помнить, но я знаю,знаю, что делал страшные вещи. — Его слова сыпались ей под ноги хриплой дробью. — В уплату за жизнь мать, сама того не ведя, продала мою свободу. Каждую луну я теряю собственную волю и становлюсь зверем. Вот истинное лицо твоего жениха, Мстиша. Вот за какого человека ты хочешь выйти замуж.
Мстислава робко подняла ресницы и взглянула на Ратмира. Он смотрел жадно. Янтарные очи лихорадочно обшаривали её лицо, словно пытаясь проникнуть в разум и сердце, словно пробуя разгадать чувства, стоявшие за искажёнными страхом и милосердием чертами девушки.
Чего он желал больше? Чтобы Мстислава испугалась и прогнала его, или чтобы несмотря на жуткую правду, осталась верна своим словам? Разве мог он ждать от неё, в два счёта забывшей о Сновиде, постоянства и преданности?
Мстиша протянула руку, презирая себя за то, что не может сдержать дрожи, и коснулась лица княжича. Ратмир не отпрянул, но его зрачки расширились, а дыхание замерло. Мстислава осторожно провела пальцем по рубцу.
— Это случилось, когда ты был в волчьем облике?
Ратмир невесомо кивнул, так, чтобы не сбросить её ладони со своей щеки.
— Родителям пришлось сдержать обещание и отправить меня к Шуляку. Я служил колдуну, и, кажется, тот находил особенное удовольствие в том, что княжий сын корчевал ему росчисти, пахал землю, добывал дичь и стряпал. Он воспитывал меня так, как считал нужным, заставляя обуздывать человеческий нрав, чтобы уметь укрощать волка внутри. Шуляк твердил, что я должен стать сильным, и завёл обычай стравливать меня с волками. Я был тогда ещё прибылой, совсем зелёный.
— Изувер, — ужаснулась Мстиша. Она бессознательно продолжила ласкать Ратмира, и на миг он прикрыл глаза, но тут же снова распахнул их, точно не разрешая себе поддаться её нежности.
— Не знаю, — покачал головой княжич. — Меня, любимого сына, который не слышал в жизни грубого слова и не видел жестокости, Шуляк бранил и колотил батогом, но он же научил меня всему, что я умею. Я ни разу не слышал от колдуна похвалы, но благодаря его науке я нигде не пропаду. Он выставлял меня босиком на мороз за малейшую провинность, но он же поведал мне пути и повадки животных и сделал лес моим домом. Шуляк мог не кормить меня неделю, но он показал, как ловить рыбу и плести корзины. Он никогда не любил меня, но он научил ценить любовь.
— И ты жил с ним вдали от семьи и друзей? — с сочувствием спросила Мстислава.
— Иногда он посылал меня в город с поручениями, а раз в год я мог побывать дома, так что людей я видел. Когда шла моя третья зима у Шуляка, он взял себе ученицу из одной из ближних весей. Сначала я обрадовался — девочка была чуть младше меня, и я надеялся найти в ней товарища, но скоро стало ясно, что она предпочитала изводитькняжонкаи смеяться, когда Шуляк срывал на мне злобу. Так что я привык к одиночеству. Если, конечно, можно назвать одиночеством сожительство с чудовищем под одной шкурой.
Мстиша вздохнула и покачала головой.
— Но почему ты решил предупредить меня? Ведь, не попытайся я убежать со Сновидом, мы бы уже были женаты?
Княжич отвёл взгляд.
— Пока ты оставалась далёкой и незнакомой, я мог вообразить тебя любой. Принимающей меня таким, какой я есть. Слепо следующей собственной судьбе и воле родителей. Но узнав тебя, твою свободолюбивую и отважную природу, а, самое главное, твою неприязнь ко мне…
Мстиша хотела возразить, но Ратмир не дал ей, положив руку поверх её ладони.
— Ты ненавидела оборотня, и твоё чувство было справедливым. Я и сам его ненавижу. Я понял, что не хочу принуждать тебя. Я не хочу получить твоё сердце обманом.
Мстиша замерла. Дышать стало нечем.
— Оно и так уже принадлежит тебе.
Тело Ратмира одеревенело. Он прищурился, всё ещё держа её руку в своей.
— Подумай. Подумай, Мстиша, ведь пути назад не будет. Ни для тебя, ни для меня. Если ты уйдёшь, я пойму. Я первый скажу, что это — верный поступок.
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
Ратмир усмехнулся, покачав головой. Он бережно взял её ладонь в обе свои руки и, поднеся к губам, поцеловал. По коже от затылка до самых пят пронеслась тёплая волна мурашек.
— Больше всего на свете я хочу, чтобы ты осталась. Но последнего, кого тебе стоит слушать, это оборотня.
Княжна внимательно посмотрела в его глаза. Мстиша не кривила душой, когда сказала Ратмиру, что он был лучшим человеком, которого она знала. И поверить, что он, пусть на короткое время, превращался в чудовище, казалось невозможно. Даже в тот миг, когда в теле Ратмира всё ещё бурлили остатки колдовства, когда волк не до конца отпустил его, он продолжал заботиться о ней. Борясь со зверем, Ратмир пытался заставить её уйти и не подвергать себя опасности. Мог ли этот человек в самом деле причинить кому-то зло? Так ли страшны были его деяния?
А если и страшны, меняло ли это Мстишино отношение к нему? Что бы Ратмир ни совершал, он лишь исполнял чужую волю, не имея сил и средств сопротивляться волшбе. Такова была цена за его жизнь, что когда-то, не спрашиваясь, отдала княгиня.
Могла ли Мстислава принять Ратмира таким? Если нет, то лучшего мгновения признать правду не представится. И благородство княжича, который давал ей возможность отказаться от свадьбы, лишь усложняло и без того трудный выбор.
Стоило только произнести короткоенет, и тогда… Тогда Мстиша больше никогда не испугается его неожиданному исчезновению и не упадёт без памяти, когда Ратмир появится перед ней, чужой и окровавленный. Она не станет бояться каждого полнолуния и с тревогой вглядываться в чёрное небо, отсчитывая про себя, сколько им ещё осталось безмятежных дней и ночей.
Но… Тогда Мстиша никогда больше не увидит зелёные сполохи в медовых глазах, не почувствует прикосновения сильных рук, для которых не было ничего невозможного, не услышит низкого грудного голоса, обещающего надёжность и спокойствие, не вдохнёт родного запаха. Ей больше никогда не очутиться в крепких объятиях , не замереть от горячего биения в груди под щекой.
Разум говорил, что
