Ни конному, ни пешему... - Надежда Костина
Говорливая дивчина заулыбалась и понизила голос, вспомнив, что негоже шуметь в хате, где почивает роженица с детьми.
— Усе добре. Если б не та видьма, то… — Ганька запнулась, вмиг посерьезнев, и покачала головой. — Видит Бог — померла бы! Сколько крови из нее вытекло! Матинка божа! Тетка Гануся уже и молитву шептать начала, а бабця страхолюдна как рявкнет…Цыц, нечего выть раньше времени, не решено ещё…Так и сказала.
Ядвига живо представила и зачарованную онемевшую холопку, и мельничиху, таки переборовшую страх перед Ягой, и саму Ягу - в кои-то веки вышедшую из ЛЕСА к людям ради одной ей понятной цели…
— Дивчинка и хлопчик народились вночи. Гарнюни таки, наче янголы божи! Сына панна одразу Лихом назвала, а донечку… — Ганька шмыгнула носом, не договорив.
— Мария. На честь моей матери, — закончила за нее Ядвига.
Служанка уважительно глянула на юную панянку, впрочем, особо внезапной прозорливости не удивилась. Видать, уже сопоставила кой-чего. Не такая она и дура.
— Отож, Мария, — поддакнула Ганька, немного помолчав. — Видьма, как те имена почула, скривилась, наче кислого яблука куснула. Потом что-то залопотала по-своему, и засмеялась. Только как-то… не радостно. А до того зовсим чорна была. Она ж меня того…ну…зачаровала трохи. Да разве ж я дура! Видела, как она злилась и губы до крови кусала, как если ждёшь-ждёшь, а оно до биса никак не выходит.
Ганька махнула рукой, с трудом подбирая слова. Видно было, что бесконечная ночь навсегда врезалась ей в память. И не забудет верная холопка ни болотную зелень глаз лесной чаклунки, ни темный морок колдовских наговоров, ни жуть заклятий на крови.
— А панна Юстина прямо на глазах оживала, — продолжила дивчина, — как токо детки родились. Наче и правда с того света вернулась. Плакала, бидолашна, горько-горько! Все вас звала. Прощения просила — знамо, бредила от счастья. Старуха ее утешала, как дитя неразумное. Казала — вы, мол, сами чего-то там нарешали такого…важного…
Ядвига слушала, недоумевая. Неужели Юська узнала об уговоре со смертью? Неужели поняла, ЧЕМ расплатилась сестра за жизнь ее и детей. За три жизни…Вот же…песья кровь!
—…а потом мельничихе руку на грудь поклала и чего-то зашепотила. Тетка Гануся аж дыхать перестала. Старуха ей каже — раз тебе жизнь оставили, то живи да девчонке служи. А дядьке Михасю она спину вылечила, тот прям помолодел одразу. А она ему — живи, ирод, долго, если панна так решила. Тебе ещё внука женить. И ухмыльнулась так… наче гадость какую придумала. Одно слово — видьма! А на меня токо рукой махнула, но и то добре…хочь говорю знову!
Ганя замолчала, переводя дух. Ядвига потрясенно покачала головой. Надо же. Яга зглянулась над мельником и его женой, вылечила и сердечную хворь у толстой бабы, и больной по́перек старого Михася.
— Что ещё было? — наконец спросила панночка.
— Ещё, — девушка задумчиво почесала кончик носа, и неожиданно грустно продолжила. — Старуха над вами постояла немного, чего-то там буркнула и ушла в лес. Передала, чтобы вы... к ней, як надумаете… А вы тоже трошки того… видьма, да?!
Ядвига рассеянно кивнула и внезапно спросила:
— А давай я тебя замуж выдам? И приданое хорошее дам. Возьмёт Василь тебя с приданым? Как думаешь?
Ганька выпрямилась, перекинула на грудь косы, задумчиво посмотрела в окно. На Василя, темноволосого высокого красеня, заглядывались все девки округи. Тот отправился в поход с отцом и Янушем. Был он роду не знатного, и невесту искал заможнюю. А у Ганьки всего приданого — бойкий нрав, глаза наче черные вишни и косы с руку толщиной.
— Може, и возьмёт, — замечталась дивчина, — если с приданым. Только как я панну Юстину брошу? Это мы тут, за рекой, вроде сховалися, а так…куда?!
Ядвига плотнее укуталась в овчину. После памятной встречи она точно знала, что все они будут жить долго. И не скоро смерть взмахнет острым серпом, срезая под корень вызревшие колосья…
— Я отведу Юську к ее матери. Там безопасно. Брату отпишусь, что да как. Он туда приедет, и Василько с ним вернётся.
— Так это ж бог знает где! — охнула Ганька, забыв и о приданом, и о завидном женихе. — Да с дитями! Да по грязюке!
— Через ЛЕС проведу, — успокоила Ядвига, — лесного Хозяина попрошу помочь. Он мне теперь не откажет. Я ж того…видьма. Не забоишься со мной теми тропами пройти?
Ганька нахмурилась и…засопела обиженно, будто ее заподозрили в каком непотребстве. Вот же боевая девка!
— Чегой-то я забоюся?! — сердито пробурчала холопка, — Я вона с самой страшной чаклункой теперь знаюся. Ну, которая в том лесу всеми заправляет.
Она решительно поднялась с лавки, засучила рукава и принялась собирать нехитрую вечерю.
Ядвига молча наблюдала, как на столе появился горшок с наваристой ароматной кашей, как ловко Ганька нарезала лук, смахивая выступившие слезы, и, высыпав остро пахнущее крошево в глиняную миску, заправила маслом и щедро посолила. Затем толстыми ломтями нарезала утренний хлеб и поставила в печь греться котелок с водой — «для диточок».
Интересно, на кого они похожи? Ганька твердит, что маленький Лих — вылитый «пан Януш, а Марийка — копия матусеньки. Билява и гарненька, наче зиронька»!
Надо бы вылезти из-под теплого одеяла и пойти проведать…
Страшно!
Вдруг Юська сестру не признает? А как забоится новоявленной ведьмы? Или того хуже, будет натянуто улыбаться, а на самом деле трястись от страха, шептать молитвы и прятать детей от дурного глаза чертовой тетки.
Прежняя Ядвига осталась далеко-далеко, за золотым полем живой и мертвой пшеницы, в беззаботном прошлом, где самой большой бедой была помолвка с младшим княжичем на Рождество.
Она снова глянула на непривычно задумчивую Ганьку. Та колола лещину, не замечая, что кидает орехи в одну миску со шкарлупками. Панночка негромко выругалась, решительно откинула овчину, опустила ноги на пол и поднялась.
Она шляхтинка, ей не пристало бояться!
*****
Закатное солнце золотило волосы
