Ни конному, ни пешему... - Надежда Костина
Серебристый кончик немыслимо длинной косы выскользнул из онемевших пальцев и…пропал!
— Ну, хватит так хватит, — послышался ехидный смешок.
На границе света стояла невысокая худенькая девчушка не старше десяти лет.
Выбеленные жаром волосы прилипли к потному лбу.
Брови цвета соломы на темном от солнца лице. Обветренная кожа, растрескавшиеся губы, свежая царапина на пыльной щеке.
Грязные босые ноги и застиранная старая рубаха грубого полотна, в каких ходят дети не шибко заможных селян…
Тонкие загорелые руки…
В левой руке девочка держала остро наточенный серп.
Ядвига рывком поднялась, не сводя взгляда с неожиданной гостьи, или…хозяйки?!
Если только бывают хозяйки, похожие на заморенных непосильным трудом холопок?!
Зашумели, закачались ветви зелёного великана, то ли приветствуя незнакомку, то ли предупреждая — не подходи! Заветный жёлудь беспокойно дернулся на цепочке.
Маленькая жница, прикрыв ладонью глаза и запрокинув голову к небу, прислушалась к недовольному шелесту листьев. Ядвиги для нее будто и не было, и та уже понадеялась, что приблуда развернется и уйдет, не заметив в густой тени оробевшую панночку. Где там! Девочка небрежно махнула рукой и заговорила:
— Уймись, братец! Иль не видел, какую она косу наплела?! Раз ты ее сестрой назвал, то и мне она не чужая, — и, уже обратившись к Ядвиге, добавила. — Нашел-таки младшенький замену старухе. Яга давно на покой просится, а этот, — кивок на дерево, — все не отпускает. О-че-ло-ве-чил-ся.
Старый дуб заворчал обиженно, заскрипел ветвями, а странная девочка задержала дыхание и, зажмурившись, решительно шагнула в зелёный сумрак. По кромке серпа пробежала багровая искра, словно вспарывая обережную линию защитного круга. Гостья-хозяйка зашаталась от внезапной слабости, загорелое лицо мгновенно посерело, худенькое тело затряслось, как от боли или мороза. Ядвига едва успела подхватить повисшую на ее руках девочку — до того тощую и костлявую, что панночка без труда усадила ее на землю, прислонив спиной к широкому стволу.
— Ты чего? Тебе плохо? — она осторожно погладила маленькую жницу по влажным спутанным волосам.
Та коротко кивнула, не открывая глаз, и попыталась улыбнуться. Из трещинки в уголке рта выступила кровь. Ядвига заворожено смотрела на темную, почти черную каплю, медленно стекающую по бледной коже. И так же медленно, словно нехотя, приходило понимание…
…вот старуха срывает амулет и с хрустом ломает его в ладони,
…вот сыплются на пол острые костяные осколки,
…вот Яга чертит собственной кровью на лбу Юстины знаки, и та открывает глаза, выныривая из колдовского беспамятства…
— Торговаться крепко придется, — голос ведьмы полнится мрачной горечью. — Выйди, рано тебе ещё с Ней встречаться…
Ядвига отшатнулась от обманчиво хрупкой девичьей фигурки, беспомощно заозиралась. Поле живой и мертвой пшеницы снова зашумело людскими голосами, слепящее солнце за зелёным кругом нещадно палило пашню, в натруженной детской руке хищно поблескивал страшный серп.
Рано встречаться?!
С НЕЙ?!
С ТОЙ, в чьей власти было сохранить жизнь отца?!
Рассудок малодушно скулил — вались в ноги, дура! Моли о милости, моли пощадить жизни родных, но вспыхнувшая глухая ярость захлестнула панночку с головой, из груди вырвался то ли всхлип, то ли полный мучительной боли стон.
Ядвига неспешно поднялась, сжала кулаки, и, глядя сверху вниз на открывшую глаза «холопку», процедила сквозь зубы:
— Что ж ты, вельмишановна, так уморилась? Небось, трудилась всю ночь, без роздыха! Много колосьев под корень срезала?! Нет бы… пожалела…себя.
Испуганно притих ветер, невидимые голоса растаяли в тягостной тишине, раскат грома, как эхо слепого гнева, гулко пророкотал в безоблачном небе.
Последние слова панночка брезгливо выплюнула. Терять нечего! Так хоть покуражиться напоследок.
Шляхтинка она или нет?!
Пан Лих от смерти не бегал, и не единожды смеялся костлявой в лицо. И его дочери не пристало бояться!
Жар в груди поднялся огненным валом, прогоняя и леденящий холод, и страх перед неизбежным.
Ядвиге казалось, что кровь закипает, и по жилам струится жидкое пламя. Воздуха не хватало. Тело скрутило узлом невыносимой муки. Сила клокотала внутри, готовая разорвать дерзкую девчонку и затопить все вокруг.
Багровая тьма заслонила слепящий свет мертвого солнца.
Ну же, смерть, что ж ты медлишь, курррва! Один взмах острым лезвием! И — всему конец!
Откуда-то из немыслимого далека послышался отчаянный вопль старухи. Ведьма орала, срывая голос, пытаясь дозваться, умоляя пощадить глупую соплячку, а может, проклиная ее — непутевую и бесталанную…
Гонор шляхетский часто рука об руку с дурью идёт…
Юська умрет…
И дети…
ЭТА отыграется на них…
Ну и пусть…
Все, что могла Ядвига сделать — она сделала!
Прохладные пальцы коснулись висков, ласково пробежались по волосам, бережно погладили заплаканное лицо.
Лесная свежесть окутала спасительной дымкой.
Дышать становилось легче.
Огонь внутри угасал, оставляя звенящую пустоту.
Ядвига сморгнула с ресниц соленые капли и несмело огляделась.
Вместо изможденной непосильным трудом холопки перед ней стояла юная пани в белоснежной шелковой рубахе до самых пят. Пепельные волосы отливали серебром, чистая бледная кожа без следа загара, темные глаза смотрели строго и внимательно. От тонкой фигурки веяло силой и…горькой тоской.
— Косу я тебе длинную позволила сплести, — заговорила хозяйка, взвешивая каждое слово. — Устанешь — сможешь уйти сама. Яге передай — велю ей жить еще три года. Тебя выучит, потом свободна.
— Пощади Юську! — прохрипела панночка и запнулась, удивляясь собственной дерзости.
Жница покачала головой.
— Не все в моей власти, девочка. Сестра твоя дважды на мою сторону попадала. Дважды ее Лес выкупал. Ради тебя. Чем платил — не твоего ума дело. Яга сейчас предлагает щедрую плату — трижды по три
