Цвет вечности - Алла Грин
…Холод. Холодно и темно. Скрестив руки на груди, я двигаюсь по обочине трассы в сторону дома. Сумерки покидали горизонт, уступая место тьме – мои голые плечи обдает зябкий ночной ветер. На мне лишь топ на бретельках и джинсовые шорты. Челка уже отросла и я неделю назад сделала себе стрижку каре, обрезав длинные волосы, струившиеся по пояса, без разрешения мамы. Сама, старыми ножницами, в своей ванной. Мне пятнадцать. Я иду вдоль дороги одна, из города, куда родители отпустили меня с трудом – мой переходный возраст длится уже пару лет. И сейчас, в обостренной его фазе, они совсем не знают, что со мной делать: для них я одеваюсь слишком открыто, провожу время в плохой компании, где есть несколько взрослых ребят и слишком часто прошу отпустить меня в Гомель. Ян с моими родителями в этот вопросе на одной стороне. Но теперь, когда я иду вдоль трассы пешком домой, я осознаю, что в этот раз они все могли оказаться правы, потому что одета я для поздних вечерних прогулок слишком легко, а моя компания оказалась действительно не очень хорошей – парни должны были подвезти нас с Вероникой домой, но тот, кто за рулем, был нетрезв, и хотя я сперва согласилась ехать, то испугавшись его вождения, попросила меня высадить на полпути. Они уехали дальше, оставив меня. Теперь мне изредка попадаются встречные машины, отсвечивая дальним светом фар, ослепляя меня. И я должна быть дома через четверть часа – если я не успею дойти, то мама начнет звонить и всё поймет. Поймет, что я облажалась, и тогда они победят. Но сегодня просто не мой день, потому что я слышу рёв двигателя позади себя, машина проезжает мимо, однако тормозит впереди и сдает задним ходом. Сердце в моей груди замирает. Водитель начинает открывать окно. Я холодею. Я не знаю, что мне делать. Потому что это Ян. Он зол на меня, он повышает на меня голос, а я плачу. Он усаживает меня в машину и везет домой. Мы вообще не разговариваем с минуту, и затем он остывает, и даёт мне понять, на что именно злится – я не позвонила никому, когда мне нужна была помощь. Не позвонила ему. Пытаясь объяснить причины, я замолкаю. Потому что он обрывает меня, и говорит, что какие бы не были между нами разногласия, я всегда могу и должна к нему обращаться. Что он никогда не оставит меня, и даже сейчас он обещает ничего не рассказывать маме и папе, если я дам слово, что в следующий раз обращусь к нему. Я киваю, кажется, мы миримся. В этот вечер я понимаю, что мы друг для друга нечто большее. Что он не просто строг со мной, не просто заботится. А любит меня. Как и когда я была ребёнком. Знаю, что он по-прежнему не всегда будет на моей стороне, но сегодня он там оказался. И я даже улыбаюсь, отвернувшись в окно. Однако, вижу там нечто странное – впереди загорается рассвет. Оранжевый грязный и стремительный. Взрывается яркая вспышка – трасса окрашивается в бурый цвет. По ней, навстречу нам несется тень – и я узнаю своего преследователя. Костомаха. Она бросается на машину, нас начинает выносить на обочину. Я испуганно оборачиваюсь в сторону Яна, но его нет за рулём. Я одна. Мой оглушающий визг разносится по салону, кресло подо мной дребезжит, а затем я оказываюсь в воздухе – машина переворачивается в воздухе и с грохотом приземляется. И я ощущаю настоящую боль и знаю, что умираю. Оказываюсь снова в темноте.
… Темнота густая и плотная. Клубы чёрного тумана окутывают меня. Вокруг ничего нет – даже на небе не видно светил. Вокруг двигаются пластообразные туманные массы из различных оттенков угольного. Я словно снова очутилась у Калинового моста, но это было всё же другим. Незнакомое. И я была в нём не одна. Некий силуэт бездвижно замер впереди. Он стоял ко мне спиной. Чёрные волосы, чёрная одежда, и светлая кожа на шее. Словно заметив моё присутствие, он медленно поворачивается ко мне. Ян. Это был Ян. Безмолвный, с ничего не выражающим лицом. Он стоял в мрачных тучах, облаченный в мрачный плащ или просто густую тень. И его лицо… было столь отсутствующим, что я чётко осознавала – он был не моим Яном, а кем-то другим. Одним из всех этих существ, что я видела здесь. И он не был добрым, он выглядел зловеще. Позади его плеч ударила рубиновая молния, и всё пространство озарилось ярким алым цветом. И глаза Яна сверкнули по волчьи-красным…
К моему лбу приложилась горячая ладонь, вытаскивая меня из сна. Веки были тяжелыми, и нечто невидимое давило на грудь – я не могла сделать вдох, и раскрыть глаза. Беспокойно ерзая, с силой вырывалась из тьмы, и когда проснулась – знакомое лицо двоилось передо мной, и я ещё несколько секунд не могла сфокусировать взор на одной точке.
Ян разбудил меня. Испуганная, я тяжело дышала и часто моргая, смотрела на него. Мои сны запомнились мне до мельчайших деталей и облик моего дракона, пугающий и незнакомый, всё ещё удерживался вниманием.
– Тебе приснилось что-то плохое, – тихо произнес Ян, с неким сочувствием скользя по моему лицу. – Прости, что пришлось разбудить тебя.
– Ничего, – шепнула я.
И, наконец, отдышавшись, приподнялась на локти.
Я лежала на кровати, мягкой и большой. Слева от меня располагалось широкое окно от полотка до пола, тусклый-оранжевый сумеречный свет с трудом продирался сквозь заросли деревьев снаружи.
В мыслях промелькнуло то, как в моём сне этот свет раз за разом настигал меня, приводя с собой костомаху. Содрогнувшись, я продолжила осматриваться вокруг, ничего не говоря Яну. Мои сны, моё разыгравшееся воображение – это не то, из-за чего он должен снова жалеть меня.
Нас окружают бежевые стены. Кровать устлана мягким темно-зелёным шёлковым бельем. Позади меня, за кроватью, тоже большое окно до пола, и отсюда я
