Анна Гаврилова - Путь магии и сердца
— Любимая, ты невыносима, — продолжал вещать синеглазый. — Раздразнила, а сама…
— Любимый, из нас двоих только у тебя совести нет.
— Это ещё почему? — возмутился боевик.
— Не знаю, — ответила я. — Но чувствую!
Брюнет усмехнулся, попытался притянуть ближе. Хотя ближе уже некуда, только если на колени пересадить.
— Кир… — Я кокетливо повела плечиком, отодвинулась на миллиметр.
Тут же схлопотала нежный поцелуй в шею. Потом ещё один. Третий…
Я не спорила, искренне наслаждаясь и прикосновениями, и новой стадией наших с Кирстеном отношений. Ну и что, что любовь понарошку? Ведь об этом никто, кроме нас, не знает. Зато теперь мне можно ходить к синеглазому в гости, и… чувство одиночества отступило.
Минувшая ночь доказала — боевик не бросит. Интересно, смогу ли хоть когда-нибудь отплатить ему за добро?
Когда с салатом было покончено, Кир придвинул тарелку с блинчиками. Есть уже не мешал, но внимательно следил, чтобы не халтурила и доела до конца. Чай тоже под его присмотром пила, в перерывах ловила лёгкие, ненавязчивые поцелуи.
А на выходе из столовой услышала закономерное, но всё-таки неожиданное:
— Какие планы на эти два дня?
— Лабораторная по физану и… — Я на миг задумалась, пытаясь вспомнить, что там ещё, и несколько удивилась, сообразив — других планов нет. — И всё.
Кирстен улыбнулся, наклонился к ушку:
— Значит, придётся сперва сходить за твоей тетрадью…
Я удивлённо приподняла бровь и тут же оказалась в капкане его рук.
— Мелкая, ну ты же понимаешь — после всего, что случилось ночью, отпустить тебя не могу.
Фраза прозвучала двусмысленно, но я сообразила. Да, Кирстен прав. Совместная ночь обязывает и требует продолжения. Иначе подозрительно, недостоверно.
— Как скажешь, любимый, — прошептала я. Прикрыла глаза, требуя поцелуя.
Кир намёк понял, вредничать не стал. Наклонился, потёрся носом о мой нос. Потом его язык скользнул по губам, а когда ахнула, не в силах вынести столь откровенную ласку, боевик завладел моими губами по-настоящему.
Разум поплыл, душа расправила крылья, сердце привычно сошло с ума. Зимний холод отступил, не сумев совладать с обуявшим меня жаром. Мир перестал существовать. Казалось, Кирстен не целует, а пьёт, медленно и со вкусом, словно бокал драгоценного бонтейского вина. И я, как ни удивительно, тем же занимаюсь.
Не думаю, а знаю — это могло продолжаться вечно, если бы не ворчливый голос, прозвучавший поблизости:
— Другого места для поцелуев найти, конечно, нельзя…
Кир не сразу, но отстранился, а я с запозданием поняла, что стоим на крыльце столовой, причём ровно посередине, и всем мешаем.
— За тетрадью, — напомнил синеглазый категорично.
Я столь же категорично кивнула и позволила увлечь себя в сторону женского общежития.
Укладывая в сумку тетрадь по физану, учебник по теории щита, расчёску и зубную щётку, я пыталась прогнать с лица глупейшую из улыбок. Не получалось, улыбка держалась, словно приклеенная. А сердце пело.
Разум, который попытался заикнуться о том, что ещё одна ночёвка в мужском общежитии — всё-таки перебор, был выслушан и нещадно раскритикован.
Нет, ну а что такого-то?
Во-первых, в глазах всех Кирстен — мой парень. Я не могу его избегать, потому что… ну глупо это со стороны выглядит.
Во-вторых, Кирстен уже доказал, что он, в отличие от меня, голову не теряет.
В-третьих… ну а в-третьих, теория про шоколад, кажется, верна. Сегодня я ничего себе не запрещала, и всё хорошо было. Ну да, колени ослабли, голова закружилась, но непреодолимого желания раствориться в поцелуе не возникло. И горького сожаления от того, что нас прервали, — тоже.
Последнее точно к теории Милли относится. Ведь если знаешь, что конфета не последняя, что у тебя ещё целая гора шоколадок, то воспринимаешь эту конфету куда спокойнее. Верно?
Милли оказалась легка на помине. Нет, в комнату не заглядывала, мы в коридоре столкнулись. Увидав меня, подруга расплылась в широкой улыбке, шагнула навстречу и заключила в объятия.
— Я так рада, что вы помирились, — прошептала в ухо.
— Мы не помирились, — столь же тихо ответила я. — Мы… мы…
Дохлый тролль, а правда, что между нами произошло?
— Это за гранью ссор и примирений, — вслух пояснила я. — Это…
Милли поняла мои слова по-своему, хихикнула.
— О, Эмелис! Я всё понимаю, но избавь меня от подробностей. Я сейчас не готова про «грани» слушать.
Да, меня учили держать лицо в любых обстоятельствах, но шпилька была слишком неожиданной. Я слегка покраснела.
— Мы с Сином на развалины идём, — пояснила Милли. — И раньше вечера никаких тет-а-тетов не предвидится.
— На развалины? Зачем?
Подруга выпустила из объятий и обречённо вздохнула.
— Да там драка у третьекурсников назначена, Син хочет посмотреть. Я полдня ныла, а он рогом упёрся — пойдём, и всё. Мужчины, что с них взять?
Я не могла не улыбнуться. Да уж, что есть, то есть.
Миг, и в глубине зелёных глаз вспыхнул радостный огонёк.
— Ой, Эмелис! Может, и вы с нами, а?
— Нет! — сказала куда поспешней, чем хотела. — Мне лабораторную по физану делать нужно.
— У… теперь это так называется, — протянула Милли хитро.
Дохлый тролль! Ну почему опять краснею? Ведь я на самом деле лабой заниматься собираюсь! И даже если бы не собиралась…
— Ладно. Отстала! — хихикнула зеленоглазая. Подарила ещё одну улыбку и в свою комнату помчалась. Одеваться, чтобы Сина на развалины сопроводить.
А я заперла дверь, поправила сумку и поспешила вниз. Туда, где поджидал сообщник. Или его теперь уместнее другом называть?
Нет, всё-таки сообщник. Глупость, наверное, но от слова «друг» почему-то воротит. Не вообще, а применительно к Киру. К тому же поцелуи наши настолько далеки от дружеских, что… Ладно, не важно.
Всё не важно, кроме одного — он ждёт, и он… опять без шапки.
Спускаясь по лестнице женского общежития, я ещё не знала, чем будем заниматься, но в одном была уверена железно — лабораторную для Ликси сделаю! Вот только… Ну не смогла я. Не смогла, и всё тут.
Кирстен отпер дверь своей комнаты, отстранился, галантно пропуская вперёд. Я перешагнула порог, невольно улыбнулась лёгкому беспорядку, который после наших утренних сборов остался, и вздрогнула, когда руки боевика обвили талию.
— Всё, Мелкая, — прошептал синеглазый. — Попалась!
