Невольница: его проклятие - Лика Семенова
Вот так жестокие уроки один за другим гранят человека по своему черствому подобию. Оно и к лучшему: очерствев, уже ничего не ждешь, а если не ждешь — не разочаровываешься. И тогда наступит спокойствие, которого я так хочу. Помнится, старуха Карпата любила твердить одну поговорку: «Дураков надо учить». Никогда не понимала ее смысл, эти слова казались пустышкой, ерундой. Но теперь я согласна: дураков надо учить, и если дурак не учится — это его вина и его проблема.
Теперь это моя вина и моя проблема. Но теперь я буду свободной.
Я глубоко вздохнула, готовясь принять все последствия своего решения, и почувствовала, как его губы мягко коснулись моих. Я сжалась, напряглась, и не сразу поняла, что хватка ослабла. Его рука скользнула по спине, погладила шею. Пальцы нырнули в волосы, придерживая голову. Он покрывал легкими поцелуями мои щеки, окутывая знакомым запахом табака и амолы. Я боялась даже дышать, что-то сделать не так, разрушить эту хрупкую, зыбкую реальность. Другая его рука опустилась на талию, и он поводил большим пальцем, поглаживая через тонкую ткань. Я вновь коснулась его лица, провела по шее. Он снова поймал мои губы, и я раскрыла их, предвосхищая нетерпеливое давление. Целовала робко, постоянно опасаясь, что он вот-вот сорвется. И он сорвался. Губы стали жесткими, яростными. Руки легли на плечи и сорвали платье к ногам. Он притянул меня к себе, но хватка тут же ослабла. Де Во отстранился, будто очнувшись, какое-то время сосредоточенно смотрел мне в глаза.
Не хочу больше сомневаться, убеждать себя, иначе сойду с ума. Если хочешь кого-то обмануть — нужно самому в это поверить. Сегодня это мой мужчина. Точка. А потом я свободна. Как ветер.
Я потянулась сама. Встала на цыпочки, поймала его губы. Ладони скользили по рельефной груди, оглаживая выступающие мышцы. Теперь я целовала его. Как умела. Обвила руками шею, зарылась пальцами в волосы. Это ощущение струящегося шелка придало спокойствия. Я перебирала и перебирала пальцами, сосредотачиваясь на этом мягком скольжении, закрыла глаза. В тот момент я уже не думала о поцелуе, просто целовала, принимала его ответ и с изумлением замечала, что во мне что-то отзывается. Память тела? Оставляет ли седонин следы? Наверняка, Ларисс не до конца осознавал его действие — едва ли его когда-нибудь применяли к высокородным. Как выборочное действие яда бондисана… Я слишком хорошо помнила, как меня скручивало от похоти, как по коже разливались неистовые жаркие волны, как я мучительно хотела его рук, прикосновений. Как почти умоляла и готова была наброситься сама. Эти разрушительные воспоминания смешивались с реальностью, воспаленно бились в голове. Сжигали. Я уже не различала их. Я спустила с плеч его халат, сама испугалась такой смелости, на миг замерев, но де Во лишь разжал объятия, позволяя лиловому шелку упасть на ковер.
Он подхватил меня на руки, уложил на кровать и навис надо мной, занавесив волосами, будто шторой, словно отгородил от всего, запер. Долго разглядывал мое лицо, и в воздухе висело только наше сбивчивое дыхание. Я обвила его шею, потянулась к губам и почувствовала тяжесть его тела, но он снял мои руки, сжал запястья и прижал к постели у меня над головой. Обездвижил, будто все еще боялся, что я начну сопротивляться.
Его поцелуи тронули шею, спустились на грудь. Он, наконец, разжал руки, пальцы с нажимом теребили сосок, другой накрыли горячие губы. Язык чертил раскаленные круги, но внезапно сжали тиски зубов, разливая по телу мучительно-приятную боль. Я не сдержала стон и выгнулась навстречу, зарываясь пальцами в волосы, прижимая его к себе. Я уже ни о чем не думала.
Его рука скользнула по ноге, сжимая плоть, пальцы огладили внутреннюю сторону бедра, коснулись самой чувствительной точки, заставляя меня задержать дыхание, и замерли. Я открыла глаза и увидела его тяжелый пристальный мутный взгляд. Он вновь коснулся с нажимом, не отводя глаз, добился судорожного вздоха и снова остановился. Я понимала, чего он ждет.
Я облизала губы:
— Еще.
Он задышал глубже, я наблюдала, как ходит его грудная клетка, но он не торопился. Все еще смотрел так, что у меня внутри разливался жар.
— Еще, прошу.
Он хотел моих просьб. Он вымогал их.
Я вновь запустила пальцы в его волосы и подалась навстречу, предлагая себя, будто впрямь была под действием седонина. Сейчас я чувствовала себя женщиной, не вещью. Свободной женщиной, полной природных желаний.
Де Во склонился, спускаясь поцелуями по животу, оставляя огненную дорожку, прикусывая, и тут же зализывая сладкую боль. Я запрокинула голову и почувствовала его губы там, где прежде были пальцы. Я напряглась на краткий миг, потому что невозможно было измыслить что-то откровеннее, интимнее, но тут же отдалась этим ласкам, комкая шелковые простыни и слушая свое сбивчивое дыхание. Я то судорожно дышала, ловя сладкие спазмы, то замирала, не в силах вздохнуть. Когда наслаждение стало почти невыносимым, я пыталась отползти, но он крепко держал меня. И я была за это благодарна. В этот миг я не хотела, чтобы он отпускал меня.
Он отстранился, распустил тесемки штанов и отбросил их на пол, демонстрируя свое желание. Я села в кровати и потянулась к налитому, перевитому венами члену. Легко коснулась пальцами, чувствуя, как он подрагивает от моих прикосновений. Я подняла голову, посмотрела в отрешенное лицо де Во. Нет… сейчас он был просто любовником. Не тем другим, которого я знала и боялась. Это разные люди. И я с ними разная.
Я осторожно провела языком по стволу, обвела уздечку. Он трепетал от моих прикосновений, зарылся пальцами в волосы, призывая продолжать. Я разомкнула губы и вобрала в себя, сколько смогла. Снова и снова. Сжимала его бедра, касалась нежной кожи между ног. Чувствовала, как каменеют его мышцы, как он подается вперед. Сначала мягко, потом резче и безжалостнее. Я чувствовала себя почти всемогущей, и это ощущение пьянило.
Он отстранился сам, глядя на меня сверху вниз осоловелыми глазами:
— Не торопись.
Он опрокинул меня на простыни, навалился всей тяжестью, впиваясь в губы требовательным поцелуем. Теперь он был напористее. Безжалостно врывался в мой рот, заставляя задыхаться, руки вновь вцепились
