Проданная (СИ) - Семенова Лика

Проданная

Лика Семенова

Глава 1

Не помню, сколько раз меня продавали. После купца Вади Таара я сбилась со счета. Радовало лишь то, что я попадала к перекупщикам, которых интересовала не больше, чем кусок говядины или моток ткани. И все еще ценилась, потому что оставалась девственницей. Это меня и спасало — меня не трогали. Иначе я сильно потеряю в цене — какой торговец этого хочет? И обращались лучше, чем с остальными. Вади Таар любил говорить про меня: «Ненадкусанный фрукт». И прыскал со смеху, багровея и поджимая тонкие губы. Ему несказанно нравилась эта глупая пошлая формулировка.

Я видела чужие планеты лишь в грузовых портах, когда нас выгоняли из трюмов в ангары. Чужое небо, чужие запахи, чужой воздух. Порой настолько плотный, что потом болели легкие, как натруженные мышцы. Меня перепродавали на мелких аукционах, на перекрестных базах «для своих», когда покупатели уже точно знают, кого именно хотят купить. Передавали из рук в руки, таскали с планеты на планету, пока я не попала на Саклин — главный рынок Сердца Империи. Здесь все и закончится. Дальше просто некуда. Саклин — апогей рабской «карьеры».

Сейчас я мечтала только об одном, чтобы меня купила в услужение какая-нибудь женщина. Мыть, убирать, подавать, возиться с детьми… Что угодно, только не греть чужую постель. Но, судя по тому, как на меня смотрели, мечты так и останутся мечтами. Неостриженные волосы красноречиво говорили о том, в каком качестве меня продают. Тем не менее, торговец не держал меня вместе с наложницами, но и не отправляли к домашней прислуге. Казалось, он даже сам не определился с моим статусом. Не понимал, чего хотел. Выставлял, как диковину, но одновременно будто боялся этого.

Я была белая, как истинные имперцы, хорошего сложения. Один из торговцев даже все время пытался отыскать на моем теле герб высокого дома. Конечно, ничего не нашлось. Я родилась рабыней. Рабыней была моя мать. Как утверждалось, ассенкой, но ее кровь была разбавлена настолько, что это значилось лишь в документах. Все это увеличивало мою цену в разы, но нынешний перекупщик, старый темнокожий лигур Сальмар Дикан, будто все время чего-то боялся. Вместо того чтобы выставить меня на большой аукцион, как другой ценный товар, держал в торговом ряду на первом этаже рынка, в самой глубине своей секции. Сомневался в моем происхождении? Он в любой момент мог зайти в Товарную палату прямо здесь, на Саклине, и во всем убедиться. Старый чумазый ссыкун. Боялся лишних вопросов? Хотел сбыть без шума? Сколько он за меня хотел? Сам он купил меня за полторы тысячи геллеров на Форсе. Пожалуй, дадут вдвое. Не самая плохая сделка. Но на аукционе дали бы в разы больше.

Мне было даже смешно. Забрал меня на базе, протащил через половину галактики на своем корыте, чтобы запихать в дальний угол вместе с тряпьем. Когда-то давно про такое говорили: «чемодан без ручки». Я — его чемодан. И тащить тяжело, и бросить жалко. И за бесценок сбывать нет резона. Сальмар Дикан даже вызывал у меня какое-то сочувствие, если можно иметь хоть какое-то сочувствие к работорговцу — он неудачник. Создавалось ощущение, что он занимался совсем не тем, чем должен. Слишком мягкий, слишком нерешительный, слишком трусливый. Но у него было не так уж плохо. Нас хорошо кормили и даже ни разу не били. Может, просто товар такой подобрался. Покладистый.

Я смотрела, как Сальмар Дикан жался у входа рядом с двумя полуголыми девушками, краснокожими верийками. Кея и Миндат. Красивые, с блестящими смоляными кудрями, закрывающими отменные задницы. Никогда не смогу отделаться от мысли, что верийцев либо обварили кипятком, либо содрали с них кожу. Из-за неравномерного цвета. Порой казалось, что видишь прожилки сырого мяса. Но фигуры… Пышные бедра, тонкие талии. Чем однороднее кожа — тем дороже такая рабыня. И цена может достигать немыслимых значений. Девчонкам не повезло — обе были в светлых мраморных прожилках. Бросовый товар, несмотря на милые мордашки. Они служили витриной, улыбались, бросали жгучие взгляды. Казалось, происходящее вокруг их совсем не угнетало. Так и есть. Их даже не приходилось накачивать седонином для товарного вида. Я летела с ними с самой Форсы — обе, к огромному счастью, глупы. И это их выигрышный билет. Всегда мечтала быть глупой — чтобы не понимать, не задумываться, не мучиться. Все время пыталась смиряться, потому что не было выхода, но…

Порой становилось невыносимо. Особенно когда осознаешь, что ты такой же человек, как и все другие. Как свободные. Так же дышишь, так же говоришь, так же чувствуешь, так же радуешься и грустишь, так же боишься. Между нами нет разницы. Кроме той, что одни поставлены законом над другими. Злым неправильным законом.

Я сидела в этой секции уже несколько дней. Спали тут же, за расписной ширмой. Но Саклин никогда не спал, гудел установленными сутками. У Сальмара Дикана остались лишь мы трое. Верийки были слишком обычны, а я, напротив — слишком особенна. Ко мне редко приценивались, лишь глазели. И разворачивались, услышав цену. А я каждый раз выдыхала. Каждый отказ — отсрочка. Но я понимала, что так не могло длиться вечно. Как понимала и то, что ни одна имперка не купит за такую сумму комнатную прислугу. Просто утешала себя глупой надеждой.

Сальмар Дикан вдруг скрючился в поклоне перед высоким светловолосым имперцем в компании управляющего или секретаря. Я юркнула за ширму и наблюдала из укрытия. Высокородный — не перепутать. Длинные светлые волосы опускались ниже лопаток, в левом ухе поблескивала рубинами характерная серьга. Ложилась на плечо, спускалась по мантии, будто дорожка из капель крови. Он рывком содрал с вериек нехитрую одежду и беззастенчиво лапал, прикидывал в ладони вес тяжелой груди, щипал соски. Наконец, отстранился:

— Это все, что у тебя есть, торговец?

Сальмар Дикан подобострастно улыбнулся:

— Есть совершенно особенный товар, мой господин. Как раз подходящий вашей милости.

Он попятился вглубь секции, в мою сторону. Внутри все оборвалось, затряслось. Я шагнула назад и спряталась за ширмой.

Сальмар Дикан схватил меня за руку и вывел на свет. Поставил перед имперцем, с видом барышника сжал ладони:

— Специально для вас, мой господин. Белая женщина отменной красоты. Безупречная кожа, светлые волосы. А глаза, ваша милость! Где еще найти такие глаза? Цвета нежных фиалок.

Высокородный оказался неожиданно молодым, лет двадцати. Скульптурное лицо, прямой нос с тонкими ноздрями. Яркие темные глаза. Но его порядком портило выражение какой-то брезгливости, будто и находиться здесь ему было мерзко. Он ухватил за ворот моего серого платья и дернул. Лямки не поддались. Сальмар Дикан хотел было зайти за спину и развязать, но имперец лишь прошипел:

— Стоять.

И вновь дернул, прилагая большее усилие. Ткань треснула, обвивающая шею лямка, обжигая, ширкнула по коже, заставив меня содрогнуться. Платье упало к ногам, оставляя меня совершенно нагой. Тело обдало холодом. Я чувствовала, как твердеют соски, отчаянно хотела прикрыться, но понимала, что мне не позволят. Просто стояла, глядя в пол. Ненавижу.

Ненавижу.

Сколько раз я стояла подобным образом — не сосчитать. Но отчего-то именно сейчас было отвратительнее всего. Никогда прежде я не чувствовала себя более вещью. Чужая рука провела по щеке, пальцы впились в подбородок. Имперец вертел мою голову, пристально вглядывался, будто искал изъян. Я опускала глаза, опасаясь встречаться с его взглядом, и покорно подчинялась. Его руки скользнули на грудь, сжали, как тиски. Без жалости.

Торговец не затыкался:

— Роскошная грудь, ваша милость! Не слишком мала, но и не настолько велика, чтобы провисать. Изумительные соски так и смотрят вверх! В ней течет кровь ассенов, вы же понимаете, о чем я. Изумительная грудь!

Высокородный развернул меня спиной и ухватился за задницу.

— Она девственница?