Проданная (СИ) - Семенова Лика

Я вновь развернулся к мальчишке:

— Это поправимо. Я могу узаконить любого сына, рожденного наложницей.

Невий округлил глаза:

— Полукровку?

— Полукровка может оказаться достойнее истинного высокородного.

Он потерял дар речи. Я не без удовлетворения замечал, как от напряжения на шее Невия вздулись вены. Наконец, он взял себя в руки:

— Вы не сделаете этого, отец.

— А это, мой дорогой сын, зависит от тебя. И только от тебя. И запомни: больше никаких покупок без моего ведома. Ни геллера!

— Бросьте, отец!

— Пять тысяч геллеров за рабыню — это слишком. Слышишь? Слишком!

— Я возмещу вам со своего счета.

Я усмехнулся и покачал головой:

— А откуда берется на твоем счете, сын?

Он молчал.

— Кстати о счете. Я прекращаю твои выплаты. До тех пор, пока не образумишься.

— Отец, вы несправедливы!

Мне стало горько:

— Я, наконец, справедлив. Нужно было сделать это многим раньше, чтобы прекратить, наконец, твои дебоши.

Увы, чистая правда, но она уже не исправит то, что было исковеркано годами.

— Твое сегодняшнее приобретение я забираю себе.

Мальчишка оживился даже больше чем нужно. Мигом испарилась спесь.

— Нет, отец! Я хочу эту девку. Неужели вы откажете мне в такой малости?

— Это конфискация, сын.

— Она понравилась вам? — Невий желчно ощерился. Со снисходительным презрением.

Я не ответил. Развернулся и пошел к дверям — сыт по горло глупым разговором.

Я вошел в свой кабинет, растворил настежь окна, позволяя ветру хозяйничать в помещении. Запах дарны преследовал меня, и чтобы избавиться, нужно принять душ и сменить одежду. Въедливое дерьмо!

Я лишь встал на самом ветру, сцепил руки на груди и устало прислонился к широкой блестящей раме. Вдалеке, над шапками цветущих бондисанов, виднелись городские высотки, меж которых сновали корветы, как облако мошкары.

Не хотел унижаться до рукоприкладства, но едва сдерживался. Верил ли я в то, что только что сказал? Конечно, нет. Но если не будет иного выхода… Невий в совершенстве овладел лишь одной наукой, которой слишком сложно было не овладеть, имея такую мать. Наукой придворного лицемерия. Все Теналы владеют ею в совершенстве. В том числе ее брат Луций — первый среди лучших. И в то время, как я был на службе, мальчишка пропадал в дворцовых галереях, составляя компанию принцу Эквину. Уния твердила, что это лучшее вложение в его будущее.

Все это было вполне созвучно политике дома Тенал, но я был воспитан иначе. Отец, дед, дядья — все мы прошли через военную службу. Я бы служил до сих пор, если бы не ранение. Я достал сигарету, сам закурил, с наслаждением замечая, как запах отменного табака забивает вонь дарны. Дарна — запах бедных кварталов, дурман нищеты, столь любимый Луцием. Он мстит за сестру, направляя мальчишку по ложному пути. Мстит мне, уничтожая его, как медленный яд.

Может, женить Невия? В его возрасте я уже год как был отцом. Правильная жена — своего рода стратегия и оружие… А неправильная… Я слишком хорошо понял это на своем примере. Нужно обсудить это с Варием. Старик — единственный, кому я безоглядно доверял.

Я провел ладонью по лбу, зарываясь пальцами в волосы, шумно вздохнул. Я все еще надеялся, что мальчишка одумается, и мои угрозы останутся лишь угрозами.

Глава 4

Меня трясло от страха.

Я стояла посреди кабинета управляющего, чувствуя, как бесконтрольно стучат зубы. И ничего не могла сделать. Кажется, мне в первый раз в жизни было настолько страшно. Одуряюще. Так, что перехватывало горло, а сердце соскакивало с ритма. Руки и ноги так заледенели, что я их не чувствовала.

Огден откинулся на спинку кресла за столом, положил перед собой акт продажи и что-то внимательно изучал, водя по формуляру пухлым пальцем, перематывая текст. Наконец, вскинул голову:

— Здесь утверждается, что твое имя Лелия. Это так?

Во рту моментально пересохло. Какое-то время я просто шевелила губами, пока, наконец, не сорвалось едва различимое:

— Да.

Огден несколько раз задумчиво кивнул и снова уткнулся в формуляр. Я не мигая смотрела, как его лысеющая макушка в обрамлении длинных блеклых волос ловит блики света, прорисовывающего неровности черепа. Хотелось думать, что управляющий не такой плохой человек. Вероятно, в нем подкупала какая-то мягкость, даже нерешительность. Я вспоминала его робкие возражения на Саклине. Выражение лица. Невий едва ли не унизил его.

Говорят, из забитых слуг получаются первейшие тираны. Для других. Для тех, до кого вольны дотянуться.

Огден вновь поднял голову:

— Значит, раньше ты принадлежала высокородному Валериану Теналу. Как наложница. А до этого имперскому служащему Нику Сверту, смотрителю Торговой палаты с Белого Ациана.

Я лишь кивала.

Управляющий прищурился:

— Тогда каким образом тебе удалось остаться девственницей?

Я опустила голову, чувствуя, как краснею:

— Так получилось.

Огден не верил. Уголки его тонкогубого рта приподнялись, образовывая на рыхлом лице крутую дугу. Так рисуют дети, изображая улыбку. Но невыразительные рыжеватые глаза жалили.

— И дворцовый медик подтвердит это?

Я кивнула, но сомневалась, что делаю правильно.

Управляющий уловил смятение на моем лице. Он поднялся из-за стола, поправляя полы коричневой мантии в глянцевую полоску, медленно кружил вокруг меня, шурша тканью:

— Если обнаружится, что ты не девственница, или что твоя девственность искусственно восстановлена, чтобы взвинтить цену, — ты будешь наказана. Торговец, посмевший обмануть высокородного, лишится лицензии и будет брошен в тюрьму. Если ты сознаешься сейчас — вина ляжет на торговца. Ведь ты лгала по его приказу… Признайся, и тебя простят.

Казалось, он подсказывал, что делать. Но…

— Как меня накажут?

— Продадут, присовокупив к товарному описанию, что ты лгунья. Ты больше никогда не сможешь попасть в благородный дом. Отсталые планеты, дешевые бордели… м… манящие перспективы для такой красавицы.

— А если признаюсь?

— На усмотрение господина. Если он после вопиющей лжи не захочет тебя, — отправишься на домашние работы или снова на рынок. Зависит от его воли. Но, у тебя все еще будет шанс в следующий раз поступить честно и попасть в приличный дом.

Я опустила голову:

— Я готова признаться, господин управляющий.

— Я слушаю тебя, Лелия.

Я не нашла в себе сил поднять голову — по моему взгляду Огден сразу различит ложь. Я была уверена. Он казался гораздо проще, чем был на самом деле. Закономерно: управляющий такого большого дома едва ли может быть простаком.

— Я не девственница, господин управляющий. Все искусственно восстановлено.

Огден просиял. Будто открыл запечатанный подарок и обнаружил внутри приятный сюрприз.

— Прекрасно, моя красавица. Теперь осталось, чтобы твои слова подтвердил медик.

Я вскинула голову:

— Разве моего признания недостаточно? Я ведь во всем призналась, господин управляющий.

Он удивленно повел бровями:

— Конечно, нет. Но честность — первейшая добродетель хорошего раба. Честность всегда и во всем. Пойдем, — он взял меня под локоть, увлекая из кабинета.

Я шла по галереям, склонив голову и не глядя по сторонам. Теребила заледеневшие пальцы. Теперь было почти смешно: как я могла подумать, что все разрешится так просто. Сейчас всплывет моя ложь — и что тогда?

В медблоке пахло стерильностью. Это особое, ни на что не похожее отсутствие запахов. Ничего нового. За моей спиной с шипением закрылась белая дверь. Я увидела стандартную медицинскую кушетку, над которой выстроилась череда потухших ламп.

Медик выглянул из смежной комнаты. Широкоплечий, грузноватый, с крупными чертами, что ясно говорило о вальдорской крови.

— Чем могу быть полезен, Огден?

— Посмотри девицу, Тимон. Хочу послушать, что ты скажешь.

Тот улыбнулся и скрылся в комнате, но через минуту вышел, натягивая перчатки. Кивнул на кушетку: