Евгения Соловьева - Загробная жизнь дона Антонио
Она даже вздрогнула от неожиданности, но пересилила себя. Погладила ткнувшуюся в руку мохнатую морду.
– Они… красивые, Генри.
Котик лизнул ее пальцы и посмотрел в глаза с немым вопросом: «А мне конфету?» Марина, устав удивляться, протянула котику леденец. Неужели и правда съест?
Съел, облизнулся и перевернулся на спину, похлопывая себя ластами по животу и издавая что-то среднее между кашлем и похрюкиванием. Смеется?
Марина взглянула на Генри – он тоже смеялся. Весело и совершенно беззвучно. А еще один котик заглядывал в корзинку и любопытно шевелил усами, кидая на Марину невинно-лукавые взгляды.
– Они… голодны? – И снова, в который уже раз, противно сжалось сердце. Как же некстати!
Генри посмотрел на нее удивленно и немного обиженно:
– Они не голодны. Ты им нравишься, и они хотят поиграть. Почему ты нас боишься?
О, все морские твари и Дэйви Джонс в придачу! Он все же обиделся! А Марина не представляла, как объяснить, что до сих пор видит во сне ту волну и как наяву слышит предсмертный вой Фитиля. Да и нужно ли объяснять? О Фитиле никто не плакал, все предпочли его забыть. Но что сказать брату?
«Правду, как раньше», – подсказал холодный голос то ли внутри Марины, то ли где-то в море.
– Боюсь, что захотят съесть меня, – призналась Марина. Тут же стало легче, и мысль эта показалась такой глупой, что и подумать смешно.
– Съесть тебя?.. О… – Генри с очень серьезным видом повернулся к ближайшему котику: – Ффайн, ты хочешь съесть мою Марину?
Котик сделал жалобные глаза, помотал головой и попытался закрыть ластами голову.
– А ты, Нерис?
Другой котик встопорщил усы, зевнул и отвернулся, мол, я такой ерундой не занимаюсь.
А Генри обернулся к Марине, покачал головой.
– Мы не едим маленьких девочек, – сказал он тоном заботливого брата-зануды.
– Мы ровесники! – привычно возмутилась Марина и наконец поверила, что все хорошо. Селки любят ее. Этот юноша, так похожий на отца, по-прежнему ее Генри. Ей все удастся.
Она, уже сама, обняла брата и уткнулась носом в его плечо. Он пах морем, молоком и лакрицей, и все это было так уютно, правильно и невообразимо приятно.
– Я хочу, чтобы ты помог мне, Генри.
– Конечно, моя Марина, я помогу. – Генри погладил ее по голове и поцеловал в висок. – Я всегда с тобой.
– Я хочу отомстить сэру Валентину. Ты знаешь, кто это?
– Нет. Расскажи мне. – Генри потянул ее присесть на плоский камень, где уже грелся на солнце огромный седой зверь. Его шкура была мягкой и теплой, и к его боку было очень удобно прислониться спиной.
– Это новый муж леди… нашей матери. Отца казнили шесть лет назад, – пояснила она, видя непонимание в глазах брата. – И в Торвайне теперь новый герцог. Он отправил меня в монастырь. Он приказал уничтожить кромлех, Генри. Ты помнишь древний кромлех?
Генри помрачнел, на скулах заходили желваки.
– Я помню. Почему монастырь? Что ему сделал кромлех?
Марина запнулась. Как объяснить это брату? Наверное, он помнит все, что им рассказывал отец, но когда он ушел в море к селки, ему было всего семь лет… Понимать бы, какие они на самом деле, эти селки! Как думают, чего хотят. Как говорить с ними, чтобы они поняли?
– Он хотел отдать меня в монастырь потому, что боялся. Я наследница Торвайна. Он хочет править сам и оставить герцогство своим детям. А еще он боится народа холмов. И моря. Он думает, если уничтожить кромлех, народ холмов потеряет силу.
Она перевела дыхание и вгляделась в глаза Генри – понял ли? И едва не отшатнулась в испуге. Там, в глазах брата, набрякли свинцовые тучи и сверкали гневные молнии.
– Я никому не позволю тебя обижать. – в его голосе послышался рокот бури, и казалось, вот прямо сейчас ему отзовется море, поднимется гигантской волной. – Рушить священные камни – глупо, народ холмов будет мстить. Мы тоже. Его корабли утонут, рыба уйдет от берега, а вода в колодцах станет соленой!
– Нет, Генри! Не трогай корабли, рыбу и воду, другие люди не виноваты! – Она сжала руку брата, погладила его по щеке. – Виноват только сэр Валентин. Он скоро выйдет в море, и я буду ждать его. А ты мне поможешь. Ведь поможешь?
– Да. – Генри дернул губами в точности как отец, когда сердился. – Что ты хочешь, чтобы мы сделали?
Марина объяснила про три корабля, которые надо разделить, а моряков напугать. Только напугать, не топить. Пусть поймут, что море гневается. А с сэром Валентином Марина разберется сама.
– Мы сделаем все, как нужно, – пообещал Генри, коснулся губами Марининого виска. – Не тревожься, моя Марина. Я буду рядом. Всегда.
Буря в его глазах притихла, селки тоже успокоились. Быстро, как дети. Они снова играли, мирно грелись на солнышке и выглядели как отдыхающие люди и обыкновенные морские котики. А Марина вдруг вспомнила о шкурах и потянула Генри к тючку.
– Я купила их у охотников. Мне показалось неправильным оставлять их там.
Генри присел на корточки, развязал тючок, недоверчиво потянул носом, тронул верхнюю шкуру…
Вздрогнул.
– Мы найдем их. Этих… охотников, – сказал совсем тихо. – Это шкуры селки. Спасибо, что возвращаешь их. Мы заберем их в море, пусть дождутся новых хозяев. – И тут же улыбнулся, так задорно и маняще, словно и не он только что злился. – А ты хочешь красивую шкурку? Оставайся с нами, моя Марина! В море! Море так прекрасно!..
Его лицо сделалось нежным и мечтательным, совсем как в детстве, когда они вместе грезили о чудесных дальних странах, где живут волшебные летающие кони, а на конце радуги можно найти горшочек счастья.
Марине даже на миг захотелось согласиться. Самой стать селки, плавать вместе с братом… Да. С братом. Вот только он, кажется, забыл, что они брат и сестра, и касается ее так, так…
Она даже зажмурилась, чтобы не смотреть на него, такого сильного, родного, красивого. Вот если б Генри не был братом…
Нет. Не думать об этом!
Она – леди. Герцогиня Торвайн.
Она хочет домой.
Ее люди и ее земли нуждаются в ней. Она обещала отцу, когда он навсегда покидал дом, что позаботится о Торвайне.
Когда она открыла глаза, Генри улыбался, ласково и понимающе.
– Тебе не надо торопиться, моя Марина. Море никуда не денется, и я тоже. Я всегда буду с тобой.
Глава 25, в которой селки и голые дьяволы играют в морской бой
«Я всегда буду с тобой», – звучало в плеске волн, когда селки на своих спинах несли ее лодку к «Розе Кардиффа», ласково фырча и бросая в нее то блестящей рыбешкой, то красивой ракушкой, то просто водорослью. Иногда под поверхностью воды появлялся Генри – он улыбался, проплывая под лодкой, и манил ее к себе. Она нравилась селки, и они хотели играть.
Это же совсем не страшно!
